Бабка вспомнила о приличных гостях и замолчала, но те уже поняли, что она имела ввиду.

– Москвичи жили в нашем городе где-то полгода. За это время Ирка умудрилась захомутать одного из них, самого старшего и отправиться с ним в столицу. Уехала она от сюда и пропала. Тогда сотовых телефонов не было, а искать ее было бесполезно. В то время я устроилась работать в ту самую котельную, которую построили эти инженеры. Работала и ждала ее. Ведь кроме дочки у меня никого и не было. Муж умер, когда она только родилась. Вот и не смогла я вырастить из нее человека.

Мила поежилась. Возможно, эта несчастная женщина, не видящая ничего хорошего в своей жизни, именно тогда и начала пить.

– Прошло года три или пять. Я уже и не надеялась на то, что увижу когда-то свою непутевую дочь и тут она приезжает. Вся такая воздушная. Духи, юбочка красивая, ну словом, королевишна. Она, а с ней младенец, месячный. Это, мам, Антон, говорит она. Прошу любить и жаловать.

Бабка краем глаза посмотрела на внука и отвернулась. Тот внимательно слушал рассказ о делах давно минувших дней.

– Словом, пожила где-то месяц, а потом собралась обратно. А я никак не нарадуюсь внуку-то. Ты ж, Антошка был такой толстенький «улыбака». Весь в ямочках, просто чудо. Я прошу Ирку погостить еще, а она, мол дела. А за день до отъезда и говорит, мол мамань оставь Антоху себе. Пусть, мол, у тебя живет, пока я личную жизнь свою не налажу. Я такая, какую жизнь-то? Она, муж мой, Мишка, умер. Куда, мол, я с младенцем. А я куда? Мне тоже работать надо. Короче, поругались мы с ней знатно, она и уехала. Ничего мне не сказав.

– А я? – шепотом спросил у бабки Антоха.

– И ты с ней, – зыркнула на него старуха, – Только через пару дней в газетах местных написали, что в один из приютов был подброшен ребенок. Мальчик.

– И вы не поехали, убедиться, что это ваш внук? – возмутилась бабкиному спокойствию Мила.

– Ты что, девка, – воскликнула хозяйка, – моя дочь будет от каждого встречного мужика нищету плодить, а я их буду растить и воспитывать??? К тому, же у меня самой в то время личная жизнь стала налаживаться. Ко мне Николай стал заглядывать. На кой мне дочкин бастард. Я и сама тогда могла еще родить.

Антон скрипнул зубами и посмотрел в чашку с остывшим чаем. Желваки его ходили из стороны в сторону. Было видно, как он борется с нахлынувшими на него чувствами.

Бабка глянула на внука и поняв, что ляпнула лишнего отыграла назад.

– Да и вообще непонятно было, что за ребенок был подброшен. Мой это внук или чей? Сколько их младенцев-то подкладывали к дверям приюта?

В воздухе запахло грозой. Он спрессовался до такой степени, что Миле показалось как он потрескивает от напряжения.

– И что вы так и не узнали, что стало с вашим внуком?

– Да как же не узнала? Через неделю ко мне явился милиционер, выяснять информацию про дочь. Тут – то я и поняла, что подброшенный малютка и есть наш Антоха. Моя дура не просто оставила его у дверей, а свидетельство о рождении его подложила, а фамилия -то у него в свидетельстве была материнская. Вот на меня и вышли.

– Вам предлагали его забрать? – уже не надеясь на бабкино сострадание, уточнила Мила.

– Да какой там, – махнула рукой Елена Михайловна, – к тому времени я сильно загрустила за дочь, ну и запила. Милиционер потыкался, поговорил со мной пару раз и отстал.

– И что дочку вашу так и не нашли?

– А как ее найдешь – то в этой Москве? Да и с внуком моим в тот раз ничего не случилось. Лежал в тепле и накормленный под дверкой детского дома.

Милу передернуло от равнодушного тона, с которым бабка рассказывала о младенце, брошенном на произвол судьбы бестолковой мамашей.