– Твое лицо мне освещает ночь!
Пустынным этот лес я не считаю.
Ты здесь со мной, ты для меня – весь мир!
В ее голосе звучала искренняя мольба, в глазах отражалось желание. Степка смутился, учителя переглянулись. Снежана совсем не переигрывала, она даже не играла, во время спектакля она была Еленой!
– Слушай, а у Белянской-то и вправду талант, – поразилась вполголоса Евгения Юрьевна. – Я даже не знала…
– Ты много чего еще не знаешь, – загадочно произнес Журавский, намекая, конечно же, на свои таланты. Леднева хмыкнула: опять он со своей заносчивостью!..
Карнаухов, который от адресованной ему ласки забыл свой текст, в эти минуты мямлил нечто невразумительное. Снежана пару раз подсказала ему слова, и он совсем сбился.
– Черт возьми, Стэп, когда ты все выучишь? Это же невозможно! – вдруг взорвалась Белянская и сразу же стала похожа сама на себя. – Эдуард Андреевич, влепите двойку по литературе этому олуху!
С досады она швырнула на пол искусственный цветок, который, еще будучи Еленой, держала в руках, и отправилась за кулисы. Степка сник и поплелся за ней.
Режиссер объявил выход новых героев и, уже в который раз, убедился, что с выбором актеров, играющих другую помолвленную пару, он явно ошибся. Гермия и Лизандр в исполнении Лучинской и Задорина не были и вполовину так романтичны, как Елена и Деметрий.
Лиза изо всех сил старалась придать своей роли очарование любви, но ее Гермия была скорее похожа на боевую подругу Лизандра, чем на его невесту. У Сашки все было иначе. Ему не требовалось притворяться. Когда он произносил «люблю тебя», он имел в виду именно то, что чувствовал на самом деле… и от этого диалоги становились еще сложнее.
– Лизандр мой! Я тебя люблю!
Но ляг подальше, я о том молю! – декламировала Лучинская, мужественно борясь с улыбкой, кривившей ее губы. —
Для юноши с девицей стыд людской
Не допускает близости такой!
На этих словах голос Лизы сорвался на фальцет, и она, не выдержав, расхохоталась:
– Эдуард Андреевич! У меня не получается! Тут такие страсти-мордасти! Я же потом не смогу с Сашкой за одной партой сидеть…
Режиссер устало провел рукой по глазам.
– Ладно, на сегодня всё! – объявил он конец репетиции.
Школьники сложили реквизит за сцену, похватали свои вещи и потянулись к выходу. Наконец, актовый зал опустел.
– Ничего не понимаю, – в отчаянии признался Журавский Евгении. – Я специально отдал эти роли Задорину и Лучинской. Диалог щекотливый, но я думал, что они легко справятся с образом влюбленных.
– И что дало тебе повод так думать?
Ха! Кажется, она подвергает сомнению его режиссерскую проницательность?
– Всем известно: ребята дружат, – пожал плечами Эдуард Андреевич, удивляясь, как этот факт может быть незнаком их классной руководительнице. Хотя… Женя вообще недогадлива в области любовных отношений!
Евгения Юрьевна улыбнулась, и в глубине ее зеленых глаз сверкнула вечная, как мир, тайна:
– У Лизы роман с Гордеевым.
Журавскому понадобилось не меньше пяти секунд на осознание новости – и он потрясенно присвистнул:
– Повезло Виктору. А как же Сашка?
Леднева покачала головой:
– Ты же сам сказал: они с Лучинской дружат…
– Ага, а ты, значит, в курсе событий, – пробормотал задетый собственной неосведомленностью журналист. Раньше в его практике подобных проколов не случалось: он всегда считал, что видит людей насквозь! – На картах гадаешь или рассчитываешь математические ожидания?
– Тут скорее физика, чем математика, – поделилась секретом Евгения. – Когда Гордеев и Лучинская смотрят друг на друга – в воздухе начинает потрескивать электричество.
– Что, так серьезно? – усмехнулся Эдуард Андреевич. Ощущение «влюбленного» электричества было ему знакомо.