– И почему – именно моя школа? – чужим, похолодевшим голосом поинтересовалась она. – Преподавал бы в университете!

– А ты до сих пор не догадываешься? – Эдуард пристально посмотрел в зеленые глаза, упорно не желавшие признавать очевидное, и крепко, так, чтобы Женя не вырвалась, взял ее за руку. – Я там, потому что это твоя школа. Я хочу найти там тебя.

Тетя Маша с конфетами затормозила перед дверью в гостиную. Там было тихо, и она осторожно выглянула из-за угла. Головы молодых людей соприкасались, скорее всего, губами, он удерживал ее за затылок. Сей вопиющий поступок Эдуарда, видимо, не вызвал сопротивления у Жени, и Мария Васильевна, стараясь не скрипеть половицами пола, тихонечко отошла назад.

«Надеюсь, что Анна Ивановна еще не заснула перед своим телевизором, – подумала тетя Маша, ступая на цыпочках в сторону входной двери и жалея, что нельзя отрезать для соседки кусочек пирога. – Придется идти с конфетами». Уже накидывая на плечи шаль, она услышала из гостиной счастливый смех: мелодичный – Женечки Ледневой и раскатистый – своего племянника, который умел вносить веселые нотки даже в самые торжественные моменты. «Так-то лучше, девочка моя! Так-то гораздо лучше!» – улыбнулась Мария Васильевна и, вытерев краешком шали навернувшуюся слезинку, отправилась в гости к подруге.

– Спасибо, вечер был просто замечательный! – поблагодарила Женя провожатого у дверей своей квартиры. Ее глаза сияли, как изумрудное море после дождя.

Ее спутник привлек даму к себе:

– Увидимся завтра на работе? – спросил он, сожалея о том, что придется сейчас отпустить ее, и, помедлив, рискнул. – Или ты… все-таки пригласишь меня к себе?

Женя напряглась, но вырываться не стала.

– Не торопи меня, ладно? – попросила она, и Эдуард с радостью отметил перемены: из ее зрачков больше не смотрел на мир перепуганный зверек, она попросила просто подождать, как будто это был всего лишь вопрос времени.

– Спокойной ночи, – прошептал он ей на ухо и легко коснулся поцелуем ее губ. – Я подожду.

И он вдруг почувствовал себя способным на этот подвиг.

После уроков Эдуард Андреевич назначил для Гермии и Лизандра дополнительную репетицию. Кроме дуэта героев, режиссера и Олега Клементьева в актовом зале почему-то оказался Гордеев, и Сашка со злостью подумал, что тот таскается за ними уж слишком настырно.

Диалоги комедии повторялись, но мастерство актеров не поддавалось совершенствованию. Лиза не могла сосредоточиться на признании в любви и давилась от смеха в самых неподходящих местах пьесы. Сашку бесило присутствие Гордеева. Репетиция превратилась в пытку.

Через двадцать минут тщетных усилий поставить сцену Эдуард Андреевич, сидевший в первом ряду, позвал Задорина в зал.

– Саша, мне кажется, что ты должен увидеть Лизандра со стороны, – голос режиссера был полон энтузиазма, и Сашка поразился его терпению: ведь ясно же было, что такими темпами они могут завалить спектакль «на раз». – Пусть кто-нибудь прочитает эту роль, тогда, возможно, дело сдвинется с мертвой точки…

Решив, что Эдуард Андреевич хочет показать мастер-класс и сам выйдет на сцену, Задорин кивнул. Пускай прочувствует на себе, каково играть роман с девчонкой, которая не может вести себя серьезно и называет влюбленных в нее парней братьями!

Но режиссер не сдвинулся с места. Не оборачиваясь, он протянул томик Шекспира через плечо, туда, где во втором ряду наблюдали за событиями немногочисленные зрители.

– Гордеев, твоя очередь!

– Я? – изумился тот.

Журавский пригласил его на репетицию после своего урока, и до сего момента Виктор мучился вопросом: зачем? Ему было неприятно просто глазеть на Лизу рядом с Задориным на сцене, а теперь… на сцену надо было идти самому!