– Скажите, Василий Иванович, это же ведь целое искусство – управлять автомобилем? – Спросил Петр, не отрывая заинтересованного взгляда от блестящего, покрытого лаком форда, что явственно выделялся среди обыденных повозок, нагруженных всяким скарбом, и суровых боевых тачанок, беспорядочно раскиданных меж покосившихся сараев вдоль узкой, удушливо пыльной улицы.

Как правило, Василий Иванович ездил на "форде". Хотя у него был и "паккард".

– Не так уж и трудно, ежели подучиться немного, – ответил Чапаев. Его слова прозвучали загадочно.

Петр поднял брови. – Подучиться?

Чапаев улыбнулся и расправил усы: – Садись за руль, Петька, поехали.

Пыльная дорога, расстилавшаяся под тяжелыми колесами лощеного авто, извивалась, как ленточка, сплетенная искусным мастером. Вдоль обочин, освещённых золотистым светом закатного солнца, тянулись кривые заборы, низкие крыши домов и фигуры прохожих, с удивлением провожавших взглядом диковинный экипаж.

Сначала, среди гула мотора и шума улицы, Петр начал замечать свое дыхание. Звуки и образы вокруг становились все тише и как бы размытыми. Он начал ощущать свое тело, словно продолжением автомобиля, который переносил их из одной реальности в другую.

Сосредоточив внимание перед собой, Петр стал ощущать каждое движение, словно оно было движением его собственной судьбы. Чапаев, сидел рядом, погруженный во что-то и молча улыбался.

Так, незаметно они пересекли границу между внешним и внутренним миром, где дорога уже перестает быть линией на карте.

–Поддай газку, Петька, – неожиданно прервал молчание Чапаев.

– Газку?

– Педаль газа, это наши желания, амбиции и стремления, – продолжал Василий Иванович. – Они побуждают нас двигаться вперед, добиваться чего-то нового. Но важно помнить, что если не умеешь управлять ею, ты можешь потеряться в бесконечной гонке за удовлетворением своих желаний.

Они мчались по улицам провинциального городка, Петр вглядывался в дорогу, которая, казалось, бежала ему навстречу. Он чуть сильнее нажал на педаль газа, мотор отозвался гулким рычанием, будто соглашаясь с его порывом.

– Василий Иванович, а что, если мы потеряемся на этой дороге? – спросил он, глядя в окно на множество незнакомых перекрестков.

– Потеряться? Никогда, – ответил Чапаев, улыбаясь. – Руль в наших руках, значит, и мы всегда можем решить, куда повернуть.

– Руль? – спросил Петр.

– Руль, Петька, это ум и сердце. Именно они определяют направление. Держись за руль, чтобы не свернуть с пути, не уйти в сторону и не заблудиться в пустяках.

Петр держал руки на руле, ощущая, как от прикосновения к нему через пальцы в тело струится энергия. Автомобиль был ему чем-то непривычным, почти магическим, но он чувствовал – между ним и машиной уже возникла связь, как между всадником и лошадью.

Чапаев, глядя вдаль, чуть усмехнулся.

– Даже если дорога заведёт в самую глушь, ты всегда сможешь развернуться.

Подымая облака пыли, форд уверенно мчался вперед, теперь уже по проселочной дороге, оставив где-то позади перекрестки города.

Слова Чапаева казались высшей мудростью. Они пробуждали в Петре странное, непривычное чувство – словно от его выбора зависит не только путь, но и сама цель.

Сквозь лобовое стекло, Пётр видит своими глазами, нет предначертанной дороги, нет заранее заданного смысла! А если так, то кто, кроме него самого, сможет определить, куда двигаться и, главное, зачем? Когда-то, он воспринимал жизнь как нечто заданное извне, но оказывается,

– всё зависит от его собственного выбора.

Машина продолжала гудеть, унося их прочь из города, в поля, где воздух был чище, а дорога шире. Где-то вдалеке, у горизонта, показался одинокий дуб, величественный и неподвижный, как наблюдатель вечности.