Сколько дочь не воевала с этой его привычкой, стыдила, просила, все бесполезно – он не нуждался в этих 17 граммах, просто это был его личный мужской клуб. Сюда люди приходили поговорить с ним, посмеяться его шуткам и получить заряд бодрости. А он получал подтверждение своей нужности в этом небольшом мирке, называемом деревней Луговое, который варился в собственном соку вдали от городской суеты.

И вот с таким человеком свела жизнь Казимира с утра пораньше. И снова бутылка и бычки в томате, хорошо хоть хлеб купили, и задушевной беседой продолжилось воспитание, жизнь в деревне была определённо хороша! Макая мякиш белого душистого хлеба в томатный соус, что остался от бычков Казимир подумал – вот он рай земной для художника, непонятого высокомерным городом. Вот здесь он будет творить шедевры под пение соловья и кваканье лягушек, есть простую пищу, носить ветровку и галоши в дождь. Здесь никто не упрекал его и не называл дармоедом, как отец. К нему отнеслись как к взрослому умному человеку, и это растопило сердце Казимира.

А с чего он должен упрекать, сидит у него дома, пьет на его деньги и еще возмущаться будет? Дядя Вася конечно не семи пядей во лбу, но он не дурак, чтобы перекрыть дармовый источник живительной влаги. Отгребать Казимир начнет, когда у него деньги кончатся. Вот тогда он услышит кто есть кто, причем в выражениях дядька не будет стесняться. Его не гувернёры воспитывали, он в институтах не учился, вилкой пользуется только в гостях и то не каждый раз. Всё его воспитание свелось к тому, что в семь лет он получил лопатой по пятой точке, когда отказался помогать пожилому отцу пилить дрова. Вернее, висеть противовесом на ручной пиле, которой заготавливали топливо для прожорливой печки, обогревающей дом и служащей лежанкой.

Он родился у немолодых уже родителей, в результате жесткого ограничения на аборты после войны. Так государство повышало численность населения, сильно убавившегося в это страшное и кровавое месиво. Старшие братья, рожденные еще в тридцатых, до войны, всеми правдами и неправдами сбежали в город и, для стареющего отца, он остался единственным помощником. Контуженный и получивший на вечное хранение возле сердца осколок на войне отец всё понимал правильно. Жизненный путь поскребыша не будет усыпан розами, и работать он его приучил с малых ногтей. Васёк был мужичонкою понятливым, и лопата второй раз не понадобилась. А отец получил безотказного помощника на все последующие годы и того, кто проводил его и жену в последний путь.

На крыльце послышался топот чьих-то тяжелых сапог, двери сеней хлопнули так, что посыпалась пыль с потолка на головы наших героев, наслаждающихся деревенской тишиной и покоем. Казимир удивленно оглянулся на дверь, а вдруг побледневший Василий подскочил и заметался по избе, словно пытаясь спастись от неминуемой гибели.

Дверь в избу не открылась, она вылетела с петель, как от урагана, и чуть не сбила Казимира с табуретки, сидевшего с открытым от удивления ртом. А Васю сбило похоже ударной волной, он упал на пол и как раненая птица, забился под стол и даже прикрыл рукой голову.

– Ах, вот ты где? Папка, ну-ка, вылазь!

А по макушке Казимира крепкая рука хлёстко дала леща, чуть не уронив его:

– Так вот кто его пригрел, алкаш грёбаный!

Сильные руки выудили Васю из-под стола, крепкий парень в бейсболке одной рукой держал на весу Васю и тряс как мешок. Другой рукой он методично прибивал его молодого собутыльника чёткими ударами по голове к столу, в голове Казимира звенело, как в церковной колокольне. Но сопротивляться парень не решился, он же не знал на что способен этот буйный молодой человек. И он лишь молча прикрывался, чтобы получить как можно меньший урон от крепких, хорошо поставленных ударов.