На самом деле и Элеонор, и Фридрих, занимаясь частичным воспитанием внучек, со временем полюбили девочку, однако продолжали считать, что родная кровь превыше всего.

– Что за глупые мысли, Эффи? – нахмурившись, сказала Беатрис. Но заметив поджатые губы дочери, сочувственно добавила: – Ты же знаешь, они тебя любят. Просто показывают это по-своему.

– Мам, можно я не поеду? Мне нужно убираться!

Девочка ухватилась за уборку, как за спасительную соломинку. Если она поедет, то сможет заглянуть в рабочий кабинет не раньше понедельника, и то, при условии возвращения из школы не позже сестры и родителей.

– Пыль подождёт до завтра. Поехали. Никаких возражений! – строго ответила Беатрис.

Эффи разочарованно вышла с ванной комнаты и нарочито медленно начала одеваться. Тёмные джинсы и бордовый свитер толстой вязки подходили её угрюмому настроению. Вернулась Лисса, чтобы захватить свою сумочку и переодеться.

– Я собиралась дополнительно поучиться сегодня, но раз бабушка с дедушкой просят, придется поехать. Не хочу их расстраивать. Хорошо тебе, никакие дела бросать не нужно. Какая разница, где бездельничать, – всё говорила и говорила Лисса, заправляя белую водолазку в хлопковую зелёную юбку ниже колена.

– Опять твои нравоучения, Лис. Я бы убиралась, а не бездельничала, – возмущённо ответила Эффи, скрестив руки на груди. «И узнала бы важную информацию, но выхода нет», – отстранённо подумала она.

– Ладно, прости, сестричка, не дуйся. Пойдём, мама с папой уже в машине, – сказала Лисса, и раскинула свои руки для объятий, при этом мило улыбаясь.

– Так уж и быть, прощаю. Я и сама сегодня не в духе, – ответила Эффи, обняв сестру.

Дедушка с бабушкой были очень рады такой большой компании. Лисса рассказывала им о своей учёбе, о том, как заняла первое место на олимпиаде по литературе, как усердно она занимается.

– Ты такая умница, Лисса. Так похожа на своего отца и умом, и своими золотистыми кудрями, – с улыбкой сказала бабушка Элеонор, сидя на зелёном бархатном диване с как всегда прямой осанкой.

Эта статная женщина с волевым подбородком в один момент могла превратиться из мягкой и чувствительной в строгую, с камнем вместо сердца.

– Да, единственное, что ей досталось от меня, это её зелёные глазки, – сказала Беатрис, усмехнувшись.

– Зелёные и яркие, как изумруды, – добавил Анкель, с любовью смотря на свою жену, сидящую по правую руку от него.

Эффи в этот момент могла думать только о том, как в понедельник попадет в кабинет родителей и узнает все тайны, что они скрывают от неё.

– Эффи, а у тебя как с учёбой? – спросил дедушка Фридрих.

Она прослушала его реплику, пристроившись в углу второго дивана с откинутой на спинку головой, погружённая в свои мысли.

– Эффи?

– А? Что? – опомнившись, спросила девушка.

– Что за рассеянность? На уроках ты себя также ведёшь? – возмутилась Элеонор.

Наигранно улыбнувшись, Эффи произнесла:

– Что ты, бабушка. Я теперь лучшая в классе по истории. Ещё раз спасибо вам за чудесный подарок.

– Так может, напомнишь мне, милая, в каком году провозгласили Германскую Империю? – хитро прищурившись, спросил дедушка.

Разговаривая с этим крупным, но всегда бодрым мужчиной, Эффи понимала в кого на самом деле Лисса такая заучка.

– В 1871-ом году. – И не дав возможности спросить что-то ещё, потому что она наверняка не будет знать ответ, девушка быстро заговорила: – Бабушка, обед готов? Мы с Лис не успели поесть с утра.

– О, конечно, совсем заболтали вас. Пойдёмте в столовую.

Пообедав, сёстры вышли в сад. Дом старших Вальтер был расположен на берегу озера на севере Потсдама. От сада до выхода к озеру было небольшое расстояние. Эффи остановилась около берёзки, вдыхая свежий воздух. Октябрьский день выдался прохладным. Ночью она слышала раскаты грома, и только из-за многочисленных попыток продолжить свой сон, не выбежала на улицу под дождь.