– Я здесь из-за трех убийств.

– Убийства? И что вас интересует?

– Если честно, меня интересует все.

Кнопф широко улыбнулся, показав отбеленные до неприличия зубы.

– Это забавно? – Родион нахмурился. Гребаные новые дворяне, их манеры и излучаемое во всем превосходство действовали на нервы.

– Ничего забавного, – Кнопф теперь был чрезвычайно серьезен. – Я лишь подумал, уже месяц прошел, а вы только сейчас явились. Должно быть, проблем больше, чем кажется.

Лейтенант, избегая старика, окинул гостиную взглядом.

– Что-то ищете?

– Любуюсь, – сказал Чагин. «Козел», – подумал Чагин.

Кнопф, держа себя за локти, поднялся.

– Пойдемте на террасу, вид чудный.

Кабинет, кухня, затем винтовая лестница – и потолок исчез, над Родионом оказалось одно лишь небо.

– Не правда ли, прекрасный вид? – Кнопф замер у балюстрады, наблюдая вялое движение по тихой Солянке.

– Люблю старый город, – кивнул Родион, держась от старика на неприязненном расстоянии.

– Ох, молодой человек, – Кнопф проникновенно глянул на Чагина, – вы уж найдите виновников преступлений… И ведь под окнами пакостят! Если пресса узнает, многие уважаемые постояльцы откажутся от забронированных квартир.

Промозглый осенний ветер трепал полы сюртука, но Кнопф не обращал на мороз внимания.

– Мы постараемся найти виновных до шумихи, – Родион запихнул ладони в карманы куртки, пряча пальцы от холода. – У вас есть подозрения?

– Ни малейших, – старик вздохнул, – подумал бы на конкурентов, да гостиничных предприятий в Москве мизер, земля дорогая, и под землей тоже дорого. Чую, беда с нашим вечным городом. Неуютно здесь стало. А ведь я помню старую Москву, одноэтажную, с тихими двориками на Молчановке, Ржевке.

– Мне нормально, – сказал Чагин, – дух времени, другого не знаю.

Кнопф покачал головой:

– Придет день, и вы будете по юности тосковать. А когда спина сгибаться перестанет, то сразу увидите, что будущего нет. С другой стороны, старость умиротворяет. Она воздвигает стену между ревматизмом и юношеским волнением. Хотя при коммунизме и у молодежи все было спокойно, по-честному, люди ключ от сердца под половиком оставляли, и не боялись ничего, а сейчас эти ключи воруют, душу вытаскивают. Рынок, понимаете ли, «они не вписались».

Чагин кивнул:

– И все же…

– Думаете, я идеализирую уходящую жизнь? Не спорю. Человек склонен возвышать времена своей юности.

Родиона старческая ностальгия не удивила, а ответ не устроил, и он вернул разговор к замыленной было теме:

– А постояльцы странные заезжали? Пусть не вчера, месяц-два назад.

Блуждающий взор управляющего вновь стал колючим.

– У нас частые гости члены королевских семей, чиновники и дипломаты, все они люди уважаемые, и тень подозрения на них кинуть немыслимо.

– Я хочу увидеть список постояльцев.

– Исключено, только не поймите превратно. У некоторых доходных домов неприметность для широких масс и неприкасаемость для органов – часть имиджа, как у элитных клубов без вывески. – Взгляд Кнопфа скакал по белой, словно обглоданные кости, кладке особняка. – Видите этот камзол, сорочку из екатерининского хранилища, туфли с ноги Николая II? Мне все эти вещи с большим трудом достались, как и умение их носить. Гости Дома с атлантами щедро платят за приватность, за мое умение держать удар, пусть так и будет.

– Простите, это важно, – лейтенант решил чуть нажать, – одной из жертв был английский дипломат…

– Позвольте заверить, – перебил Кнопф, – все английские подданные, заезжавшие сюда, чувствуют себя прекрасно. А средний класс к нам не заходит, не по карману. – Управляющий скривился брезгливо. – И вообще, люди, которые слоняются по незнакомым адресам, иногда умирают. Такова жизнь. Вам стоило бы рассмотреть версию о бандах бомжей. Неимущие – гиены в ночном городе, привлеките их, не ошибетесь.