Он помнил её дурёхой, которую Аяр притащил за собой, – грязная, чумазая девчонка из-за кухонной печки. Кто она там, дочка битого князя или кухонной девки, Остромыслу было всё едино, главное, что б Аяра за доброту не прирезали ночью. Как уж там у них всё сладилось до того, что княжичи приживалок сёстрами начали называть, он не ведал. Когда девица успела вырасти – тоже не понял, занятый походами, да княжьими делами. Не помнил. И по реке гнался будто бы за какой-то другой рыжей девчонкой с ладным, пышным задом и белыми, мягкими бёдрами.

Так и не найдя ответа в себе князь дождался, когда Райнар во дворе успокоится. Тот, наконец, замолчал и дал дружинникам времени передохнуть. Остромысл самостоятельно оделся и уже готовый к выходу, в черном походном кафтане, опоясанный оружейной перевязью, снова пошел к Ольхе. Он старался не думать, что хочет увидеть, но вопрос, на который он не знал ответа, терзал, как заноза.

Она и вправду была там. Сидела на песчаном берегу, обхватив колени руками. Но увидев его, встала, будто ждала. Коса скользнула по спине, в прорези верхнего тёплого сарафана сверкнула белая нижняя рубаха. Неужто купаться собиралась?

–– Зачем ты сюда ходишь? – строго спросил Остромысл, ступая тяжелыми сапогами по песку. Соловейка стояла босая.

–– Чтобы стать смелее…

–– Вижу, ты и так ничего не боишься.

Мало Аяр учил её почтительности, всё пестовал, да нянчил. Она смотрела на князя прямо и бесстрашно, не опуская взгляда. А потом вдруг лукаво улыбнулась и вздёрнула подбородок. Глаза игриво сверкнули.

–– Не боюсь, потому что знаю твой секрет, князь-батюшка.

Остромысл от удивления нахмурился. Какой еще секрет? Какие эта девица может знать секреты о нём, он лишь несколько седьмиц помнил, что в его тереме выросла такая бойкая, рыжая, глазастая девка. Как она на него смело смотрела, обжигая. Ничто её не пугает, беззаботную стрекозу. Зачем она здесь? Уж не его ли ждёт, чтобы бегать по реке в мокрой рубахе? Может, она видела, как он на неё смотрел тогда? Кровь снова вскипятила жилы.

–– Честь по чести, и ты мне отдашь свой секрет, – тяжело дыша, сказал Остромысл и сделал шаг к Соловейке.

Она взмахнула ресницами, лукавство сменилось непониманием. Удивлённо глянула, но не отступила. Он сделал еще шаг, а она стояла, как вкопанная, только глаза её становились всё больше. Губы девчонки дрогнули, она тихо шепнула: «Какой?», – Остромысл не сдержался. Обхватил девичий подбородок ладонью и поцеловал Соловейку. Под его натиском её губы дрогнули и распахнулись ему навстречу, он языком почувствовал, какие они мягкие, сладкие, нежные. Хотелось касаться их еще и еще, но Соловейку будто потянуло вниз, она вцепилась в его руки, чтобы не упасть. Князь насилу остановился. Не отпуская её подбородка, заглянул в глаза и серьёзно сказал:

–– Теперь твой секрет у меня.

Дерзкая девица ничего не смогла сказать. Она громко дышала, а потом прижала ладони к раскрасневшимся щекам и слегка облизала припухшие губы. Князю за грудиной стало тяжело. Он глубоко вдохнул и оторвал взгляд от неё. Глянул на розовый рассвет над другим берегом, он тянул за собой на верёвке новый день. Нужно уходить, пока солнце не осветило рыжие волосы Соловейки. Зачем он, дурак, её поцеловал, девчонку, которая его сына называет братом.

–– Больше не ходи на реку, – бросил ей, а как будто самому себе, Остромысл.

А потом развернулся и пошел назад, к терему. Плечи его распрямились, хотелось дышать глубоко и часто. Остромысл, наконец, вспомнил, когда чувствовал такой же обжигающий жар. Когда был мальчишкой. Когда сбегал из отцовского терема по холму. Когда украл первый поцелуй у своей невесты еще до того, как на неё повязали красные нити. Когда был влюблён.