– На вашем месте я поторопился бы к умирающему дяде, – посоветовал Малыш, внезапно становясь решительным.

– У него есть условие, – девушка закусила губу и закрыла глаза, предоставляя Дину решать продолжить беседу или прервать ее.

– Успокойтесь. Что за ультиматум предложил дядя?

Вторая чашечка

Итак, друзья мои, пришло время второй церемонии. Не стоит пить чай сразу после заварки. Но и не нужно слишком долго его настаивать, от этого он станет горьким. Правильно выбранное время ожидания – залог успеха не только в приготовлении напитков, но и в действиях человека.


Девушку звали Анной. Ничего удивительного, учитывая, что едва ли каждую третью даму в Пааво звали именно так. Это отчего-то насторожило Малыша Дина. Впрочем, я уже говорил: Дин в принципе крайне настороженно относился ко всему непривычному, и новые люди, даже очень симпатичные, смущали его до крайности.

– Дин. – Малыш назвал своё прозвище, выдав его за имя.

В доме дяди Анна и Малыш гостили уже третий день. Большой двухэтажный особняк, окруженный тенистыми деревьями и густыми зарослями алых роз, произвели на Дина ошеломляющее впечатление, а терпкий аромат цветов, просачивающийся в дом, тревожил душу, вызывал легкое головокружение и непонятное томление души.

Анна, обретя родственника в лице дядюшки, была счастлива. Она старалась поделиться переполнявшим ее чувством со всем окружающим миром. Казалось, даже серые камни особняка обрели некоторую живость от присутствия красивой молодой особы, а солнце стало чаще заглядывать в глухие уголки сада.

– Правда, мой дядя очень милый? – шепотом спрашивала Анна и, требуя положительного ответа, легко касалась руки Малыша Дина. – Конечно, не без странностей, но это простительно в его годы. Интересно, какими станем мы, если доживем до почтенного возраста? И потом, каприз моего дяди – это проявление беспокойства и заботы обо мне. Страшно представить: я могла бы не увидеться с дядюшкой, не согласись вы играть роль моего жениха. Хотя, дядя требовал, чтобы я привезла мужа. К счастью, милый старичок не стал упрямиться.

Дядя, крепкий мужчина лет семидесяти, с цепким серьезным взглядом и суровым морщинистым лбом, не вызвал у Дина симпатии. Возможно, причиной тому стала огромная черная родинка на кончике дядиного носа, а возможно, Малыш просто испытывал ревность человека, которому в присутствии другого уделяется меньше внимания. Предсмертной немочи или затаенной скорби угасающей жизненной силы в дяде не обнаруживалось, выглядел он здоровяком.

– А что вы хотите? – усмехнулся однажды дядя, перехватив внимательный взгляд «жениха» племянницы. – Моя болезнь появилась не вчера, я успел свыкнуться с мыслью ухода. Знаете, Дин, в предопределенности тоже есть ощущение свободы. Свобода отсутствия выбора, вот, что это такое. Да. Теперь дни мои на исходе. Нет, мой дорогой, я не стремлюсь остаться в чьей-то памяти единственным светлым пятном, я не стремлюсь сделать доброе дело напоследок. Но больше всего я не хочу, чтобы самое дорогое, что у меня есть, ушло из семьи, поэтому решил оставить ценность Анне, но женщиной кто-то должен помочь распорядиться ценностью правильно. Женщины редко наделяются даром принятия правильных решений. Они живут чувствами, эмоциями. Я рад, что рядом с ней будет здравомыслящий человек. Вы ведь здравомыслящий человек, Дин? Какое странное у вас имя.

Малыш молчал. Он, действительно, был здравомыслящим человеком, и, как всякий здравомыслящий человек, предпочитал молчать и слушать: не ровен час, сболтнешь лишнее, и дядя потребует предъявить документы. Да еще эта дядина родинка! Она ужасно отвлекала внимание.