За наглухо застегнутые двери!
И вечности, играющей с листа
О том, что жизнь безвидна и пуста
Из за него – безумная – не верю.
Художник
Стул и то, чем на нём сидят,
Кофе убитой ночи,
Мир, где знаешь только себя,
Да и себя – не очень.
Гроб бутерброда, кривой мольберт,
Курево посмолистей,
Шорох деревьев, которых нет,
Листья которых – кисти.
Всё твоё пламя уходит в пар,
Пар – в облака и лужи.
Как эти джунгли и леопард —
Ты никому не нужен.
Ты никому, ни за что, никогда…
Бочкой пустопорожней
Там, за плечами, басит беда,
Ужас стоит таможней.
Вот бы на плаху, на колесо,
А не считать сантимы!
Что, дорогой господин Руссо,
Жизнь проскакала мимо?
Как вам чугунный этот сюртук?
Важный видок совиный?
Чтобы души огонек потух,
Хватит и половины…
Что – умираешь? запил? пропал?
В пепел растратил угли?
К черту всё!.. джунгли и леопард.
Да – леопард и джунгли.
«Снега уйдут, останется земля…»
Снега уйдут, останется земля
Она всегда, в итоге, остается
И закипит под килем корабля
То, что пока еще зимой зовется
И человек уйдёт – настанет срок
И полетит над всем, что он оставил
Как белый ангел между черных строк
Сведенных скучной судорогой правил
Всё для него – вода, душа, полёт,
Всё – высота, течение и воля!
И человека горе не найдет
Как зиму, растворившуюся в море
И человека детством встретят сны
Где живы будут все и все – любимы
Но снег лежит, и зимы холодны
И каждый раз как жизнь неповторимы
«Когда-нибудь я стану облаками…»
Когда-нибудь я стану облаками
И превращусь в холодный белый дым
А после – просто снегом под ногами
Морщинистым, ворчливым и седым
Потом я стану речкой или прудом
И вдаль рванусь в весенней гонке рек
Но человеком я уже не буду
Из облака – какой же человек?
А мой любимый пусть живет и дышит
И различает звуки и цвета
Не ведая, что облако над крышей
Когда-то было облачком у рта.
Моцарт и Сальери
Для золота парчи и кошельков
Поёт труба Сальери золотая
Но спят вповалку пятьдесят веков
Их не тревожит музыка витая
Их не разбудит высохший смычок
Рыдающий над скрипкой, как над гробом
Антонио Сальери – дурачок
При жизни слыл счастливчиком и снобом
Под рейнское звучал и под шабли
И ублажать, и развлекать умея
А мимо проплывали корабли
Под флагом несчастливца Амадея
Их брали боги трепетно за гриф
И проводили пальцами по вантам
И дул концерт, и выносил на риф
И армии сдавались дилетантам
А дурачку казался свет не мил
И быт постыл в роскошном интерьере
Ах, если б друг его не отравил
То был бы жив Антонио Сальери!
И снились ему почести в веках
Как будто он имел над ними силу
И похороны в рваных башмаках
В просторную, но общую могилу
Как корчился под собственной пятой
Как зависти раскачивал качели!
Как плакал он над чёрной пустотой
В фанерном погребке виолончели!
Как был красив – на палубе земли,
В камзоле водевильного злодея!..
А мимо проплывали корабли
Под флагом несчастливца Амадея
Смотри – они как ангелы парят
И солнцем, словно золотом, облиты
Сальери больше нет – он принял яд
А Моцарт жив. И паруса раскрыты.
Науму Коржавиу
Родиться на свет – неоправданный риск
А жить – ошибка вдвойне
Но жил же (и выжил!) святой Франциск
На страшной святой войне
В дырявой рясе на смех ветрам
И ветреницам на смех
Светился лысиной Божий храм
Укутанный в рыбий мех
А рядом – бóсые – шли князья
Раздавшие ленный стыд
И знала знать, что спастись нельзя
Но нищим Господь простит
Он души вынесет из огня
В своих шершавых руках
И вновь надутая чертовня
Останется в дураках
И адское пламя будет опять
Гореть на чьих-то перстнях
Звезда в Вифлееме взойдёт сиять
Младенец всплакнёт в яслях
И станет поленом любой кумир
И слёзы уйдут в песок
Пока Франциску весь этот мир —
Лишь крестик да поясок
И станет горячая кровь бродить