– Что?!

– Ну что, что… Я с ней поругался.

На следующий день Юлька зашла в кабинет заведующей и молча положила заявление на стол. Нина недоуменно улыбнулась, начала читать и задохнулась:

– Н-нет… О-о, нет! Как она смогла?

– Смогла, – глухо сказала Юлька и заплакала.

Вчера на вопрос отца, почему его сын постоянно плачет, Зинаида Петровна ответила, что он дебильный, что она не собирается тратить время и заниматься этим выродком в ущерб нормальным детям.

– Я, конечно, этого так не оставлю, – Нина решительно встала. – Ребенка пока не води. Возьми несколько дней без содержания. Что-нибудь придумаем…

Что можно было придумать? Русик сидел в комнате на полу, вяло перебирал цветные кубики, смотрел снизу вверх зеркальными глазами.

– Усику болно, – буркнул, высвобождаясь из объятий. Погладил по лицу прохладной ручкой: – Мама пачет?

…В магазине Юлька увидела знакомый силуэт. Бедная Лиза медленно и осторожно несла себя, и глаза у нее были отсутствующие, обращенные внутрь.

– Здравствуйте, Лиза! Уже скоро?

– Скоро.

– Простите, Лиза, мне всегда хотелось спросить вас, – Юлька сглотнула ком, застрявший в горле, – почему Русик плакал в группе?

Няня испуганно заморгала рыжими ресничками, беспомощно оглянулась, будто ища у прохожих защиты.

– Я… Мне, наверное, сразу надо было сказать. Но я ее боялась…

– Кого?! – Юлька схватила узкую ладошку, встряхнула. – Зинаиду Петровну?

– Да… Не за себя боялась, поймите, пожалуйста… Из группы она сделала себе как бы семью. Вроде все ее дети. Они же маленькие, они ее мамой называли. А ваш мальчик не хотел. Он ей мешал… Она закрывала его в туалете и выключала свет.

Больно… Как больно… Юльке вдруг захотелось вцепиться в кого-нибудь ногтями, зубами, рыча и рыдая.

– Почему же вы не сказали мне сразу?!

Лиза заплакала. На прозрачном виске забилась голубая жилка, и Юлькина огромная ненависть ко всем и всему резко сменилась узконаправленной жалостью.

– Не плачьте, ради Бога, не плачьте, – она обняла няню и внезапно почувствовала чужую маленькую жизнь, толкнувшую ножкой.

…Вот почему Русик так боялся темноты, засыпая при уютном свете ночника, привалившись головой к маминой груди, к которой так никогда и не приник ищущим ротиком, к груди, где перегорело-перебродило молоко в тревоге за него, маленького…

Зинаиду Петровну отстранили от работы.

«Мы, родители, возмущены произволом, царящим в детском саду №…, – удивленно читала Юлька, – самоуправством заведующей, отстранившей от работы такого замечательного воспитателя, как…»

– Куда заявление пошло?

– В городской дошкольный отдел, – вздохнула Нина. – Да ладно, Бог с ним… Прости меня, это я во всем виновата…

– Ты?!

– Я, Юль, я. Зина – моя соседка. Вся ее жизнь передо мной как на ладони. Однажды ударила девочку по лицу. У той сотрясение мозга. Дошло до газет, до крупного разбирательства. Ее еще тогда уволили. А я пожалела… Ставила в «подготовку» три года подряд. А в этом рискнула дать малышей. Понимаешь, Юль, она старая дева. Мама у нее была какой-то большой шишкой, воспитывала одна и строила Зинку до «не моги». И сейчас строит. Зине уже под сорок, а чуть задержится, мамаша звонит, ругается, требует к телефону, как на ковер. Начальник! Всю жизнь дочери испортила. Отлучиться куда – ни-ни, замуж – думать не смей! А природа-то свое берет… Вот и не выдержала у Зины психика. Родители нарадоваться не могли, а я только с твоим заявлением поняла, что она – больной человек, что к детям ее близко нельзя подпускать, как бы она «своих» ребятишек ни любила.

Юлька перевела Русика в другой сад. Там его окружили заботой и вниманием, зная о скандальной истории. Но месяца через два воспитательница, пряча глаза, посоветовала забрать ребенка из садика: