Любовь не поутихла – они писали друг другу почти ежедневно. Большинство писем не доходило. Потом Александр пропал совсем. Вестей о нем не было. В Америке Лиза родила мальчика, которого назвала в честь любимого Александром. Через несколько месяцев стало известно, что его отец погиб, сражаясь в рядах армии Колчака. Лиза слегла и не вставала – бледнела, худела, таяла на глазах. Потом, когда под глазами появились голубоватые тени и бледные запястья от худобы стали казаться полупрозрачными, вдруг пришла в себя, словно возродилась, вновь занялась ребенком, увлеклась живописью. Но стала какая-то другая – будто и не она вовсе, будто задумчивая молчаливая тень. И мужчин в ее жизни больше не было – второго такого на свете не существовало, а другой ей был попросту не нужен.

И вот, в старости, отдав всю свою накопившуюся десятилетиями нерастраченную любовь внуку, она заворожено шептала ему вечерами:

«А знаешь, что лучше всего на свете, Антоша? Свобода делать в жизни, что душа твоя просит, березы в России и глаза любимого человека».

Она ушла – дождалась и ушла – к нему, единственному своему мужу, а слова запомнились, запали в память мальчишке на всю жизнь. И, конечно же, первый фильм, сразу сделавший его знаменитым, фильм, над которым он долго работал, за который получил свои первые награды, был о России, русской эмигрантке Лизе и о ее погибшей, но нерушимой любви.

И все же его родиной была Америка, во имя этой страны и для нее он трудился и творил всю свою жизнь. Но в последнее время, с появлением в его вьющихся русых волосах серебристых отбликов, Тому вдруг стало казаться, что и жил, и творил он не там, не так, и чего-то настоящего, действительно ценного, он не сделал – самый главный сценарий не написан, лучший фильм не снят, единственную любимую женщину не нашел. А позади – и предательства друзей, и расставания, и разочарования в любви, и боль, и потеря юношеской страстной веры в счастье. Рядом же – сверкающая красота Голливуда, сияние, блеск, сладкие лживые улыбки. А главного, самого важного, нет – чем жить, чем дышать, чем гореть, чем увлечься, наконец, так, чтобы съемки нового фильма поглотили полностью, заставили забыться и не думать – ни обо всем, что не свершилось, ни о безграничном одиночестве успешного богатого человека в мире чужих столь же блистательных лиц. Ни о чем не думать! И в поисках вот этого «настоящего» сюжета он бросил все и решил путешествовать по миру, играя других людей, проживая чужие жизни. Уже почти полгода он был кем-то другим, и только закрываясь один в гостиничном номере, Том снова становился собой – совсем ненадолго. Но дни, весело пролетавшие в Европе, приносившие радость и довольство, не наполняли душу спокойствием и теплом, и сюжет – история, которая тронула бы сейчас его сердце, а потом и сердца миллионов зрителей, не находилась. Казалось, обо всем, что горело и сверкало в его душе когда-либо, он уже снял фильмы. Том все упорней и настойчивей искал сюжетную линию в самой жизни, но душа была равнодушна и пуста, только мозг плел и придумывал невиданные перипетии обстоятельств, слишком искусственных для того, чтобы ради них возвращаться в Америку и приступать к съемкам. И все чаще вспоминалось старое лицо бабушки, ее полные света голубые глаза, и Москва, которую Том не планировал посещать, стала звать и манить неведомыми надеждами и неясными мечтами.

И Том смутно чувствовал, что именно здесь судьба смешает его карты, и он не сможет снова привычно играть разных, им же самим выдуманных героев и скучать от легких и ненужных побед и необидных поражений. Ему придется жить. Просто жить. И как же он хочет этого!