– Четыре кефира детских, четыре сока, в маленьких бутылочках и четыре творожка, тоже детских. – Говорила Лена нежно и негромко.
– У Вас четверо детей? – спросил он также негромко.
– Двое. – Ответила она, не отводя от него становящимися непроницаемыми глаз. – Девочка и девочка. – Вот сейчас она посмотрит на реакцию и узнает настоящее к ней отношение.
– Это здорово! – Улыбнулся он. – А я всю жизнь так мечтал о детях!
– Думаю, у Вас еще все впереди.
– Правда? – Он смотрел на нее откровенно и глубоко, словно спрашивая ее – а вот она родила бы ему, несмотря на то, что он намного старше и, еще хуже, – что к своему возрасту не добился толком ничего в жизни.
Лену смутил этот слишком искренний взгляд, она опустила глаза, невольно опять скользнув взором по его губам, и снова подняла взгляд, пытаясь бороться со стеснением.
– Правда. – Вы молодой, у Вас все впереди. – Она прочитала вопрос в его взгляде и, хотя пока не могла ответить однозначно, но нравился он ей все сильнее.
– Я очень в это верю, и для меня важно, что Вы так считаете!… – Искренне проговорил он, глядя ей в глаза завораживающе нежным взглядом. – Пакет? – Вмиг переменил он тему, будто и не было предыдущих слов.
– Да… Пожалуйста.
Лена протянула деньги, неожиданно даже для самой себя решив расплатиться наличными, чтобы иметь возможность коснуться его.
– Ваша сдача. – Он отсчитал ей несколько монет и, пересыпая их девушке в раскрытую ладонь, накрыл ее своей. Лена вновь, как утром, ощутила в руке тепло, прогревающее до сердца. Он смотрел на нее взглядом, выражающим жестокую борьбу с самим собой. Лена задохнулась, осознавая, как щеки резко бледнеют, а затем их быстро заливает краска, и замерла, не шевеля отданной ему рукой, но ощущая ее всем телом.
Сзади собиралась очередь, и подбежавшая худенькая девушка-продавщица с длинной косой, крашенной в рыже-красный цвет, без тени недовольства принялась обслуживать покупателей, с любопытством косящихся на пару, неотрывно смотрящую друг на друга через прилавок.
Наконец, словно сбросив это наваждение, Лена глухо проговорила: «Спасибо» и, забрав свою, вмиг освобожденную, но еще горящую руку, вышла из магазина. И через миг – вдохнув с порога освежающий ледяной воздух, вернулась обратно. За прилавком его уже не было. Все та же продавщица, заметив вновь появившуюся Лену, разулыбалась, пожала плечами, помахала рукой в сторону черного хода и развела руками, всем своим видом показывая – «Улетела пташка. Куда не знаю», и продолжила обслуживать покупателей. Лена, уже начинающая привыкать ничему не удивляться, усмехнулась, даже не сообразив расстроиться, и, кивнув продавщице в знак благодарности, вышла из магазина, растерянно улыбаясь. Так он здесь не работает? Жаль. Было бы здорово видеть его хотя бы иногда… А ведь она заходила в этот магазинчик каждый день. Видеть его каждый день… Лена вздохнула, обошла дом с обратной стороны, но там его тоже не было. Две встречи за сутки… И почему он исчез сразу после ее ухода? Ей бы так хотелось верить, что все это не случайно… и что он снова вихрем ворвется в ее жизнь – теперь она всей душой верила в его появление и уже ждала его.
Ей хотелось улыбаться – весь день, с самого утра. И она улыбалась зачарованно, о чем-то мечтая, что-то вспоминая.
– Ну, Любомудрова точно влюбилась! – в один голос зашептались коллеги.
А Лена, стоя у окна, не шевелясь, смотрела куда-то ввысь – на низкое серое небо, ронявшее редкие мелкие снежинки, на мрачную промозглость за окном и – улыбалась. Впервые за долгое время, за долгие годы одинаковых дней она вдруг ощутила, что жива, что ее сердце умеет биться часто и, замерев, останавливаться, что от одной мысли губы могут стать сухими, а по спине пробегать обнимающий все тело холодок, а потом, будто пламенем разгорающейся печки изнутри – оттуда, где сердце, ее всю с ног до головы может обдать полыхающим, но не обжигающим жаром.