Страх, противный липкий страх, пролезал в ее душу. Как дальше жить? Ей было страшно за ребенка. За себя. За Ярослава, который растет в нервной обстановке. Вспоминала их первую встречу с Юрой. Он весело улыбался, шутил, а потом вдруг застеснялся и предложил встретиться еще раз. От смущения у него покраснели уши, он то и дело поправлял очки. А она согласилась! Им было хорошо и весело. Куда ушло все это? Как быстро они стали чужими людьми. А может они никогда не любили друг друга, просто боялись признаться себе в этом? А как иначе объяснить ту волнительную дрожь, возникающую при воспоминании про Виктора? Одна ночь, всего одна ночь, подарила ей больше любви, чем три года жизни с Юрой.

Ребенок… Живое напоминание о той ночи. Может она зря не решилась на аборт? Этот ребенок навсегда встанет между ней и Юрой, станет причиной их возможного развода. Так зачем она оставила его?

«А вдруг я никогда не смогу его полюбить?» – подкралась страшная мысль. – «Что, что я натворила? Я не хочу чтобы он рос как я, ненужным и нелюбимым…»

Нет, у него не должно быть такого детства, какое было у нее. Ребенок рожденный от любви не может расти одиноким, лишним и во всем виноватым. Она это понимала, но не могла отогнать тяжелые мысли. Эти мысли окружали, не отпускали ее ни днем, ни особенно ночью. И она молилась. Просила Преподобного Сергия не оставлять ее. По ночам в ее комнате долго горела лампадка и слышался тихий шепот, перемешанный со слезами.

…А за окном завывал последними метелями ледяной март. Зима боролась с подступающей весной, отвоевывала себе остатки морозных дней. Но на реке уже треснул лед и и с тихим гулом плыли ледяные плиты.

С каждым днем привычный мир рассеивался, словно утренняя дымка…

Этот весенний день солнечными лучиками ворвался в дом Валентины. Увидев озорные блики на стене, она распахнула окна. Пусть прогреется дом солнечным светом, наполнится ароматом молодой весны. Леонид Иванович с улыбкой наблюдал за дочерью. Приближался день родов, а она хорошела на глазах. С трудом передвигаясь по дому, она неустанно готовила, убирала.

За две недели проведенные в Демидово, Валентина два раза ездила в Москву, пообщаться с Ярославом. Но мальчик настроен был против матери. Как только она приближалась к нему, Ярослав начинал громко плакать, прятаться за бабушку. Свекровь молча поджимала губы и качала головой.

Вечерами Валя продолжала шить детские вещи, украшая их бисером своих слез.

Дольше всего Валя шила детское одеяльце. Оно получилось яркое, как радуга. С каждой строчкой представляла она личико ребенка. Кто родится? Мальчик? Девочка? Шила она и распашонки, ползунки, бережно складывая на полку шкафа.

Развернув одеяло на кровати, Валентина задумалась:

– Пойду вывешу его на солнышке.

Дул еле слышный весенний ветерок. В овраге вовсю зеленела травка. А кое где уже пробились желтые одуванчики. Валя любовалась весной, и вдруг почувствовала как потянуло что-то внутри. Словно сжало невидимой рукой.

– Папа, началось, папа, – прошептала Валя, медленно входя в дом.

Леонид Иванович по-стариковски кряхтя, встал с кровати.

– Я за врачом. Не бойся, хорошо все будет!

Но Вале было страшно. С трудом дошла до комода, взяла в руки икону. Преподобный Сергий смотрел на нее ласково и успокаивающе. Она прижала икону к себе и закрыла глаза.

В этот же день Валя родила мальчика. Она не дыша разглядывала маленький кулечек, где сладко сопел ее младший сын.

– Какой у вас спокойный мальчик, – улыбнулась медсестра.

Валентина улыбнулась в ответ и покрепче прижала к себе ребенка. Она наслаждалась каждой минутой проведенной с мальчиком. Вдыхала его запах, целовала каждый пальчик на крошечных ручонках. А он в ответ одарил ее мимолетной, но такой искренней улыбкой!