“Это… похоже на личный дневник”, – пробормотал Леван, нахмурившись еще сильнее. В его голосе звучало разочарование. “Судя по всему, он принадлежал кому-то из бывших полицейских, работавших здесь. Навряд ли там будет что-то полезное.”

“Не говори так! Может быть, там есть хоть что-то, что прольет свет на Важу! Может быть, там есть хоть какая-то информация о его прошлом, о его связях… Читай же, Леван! Не тяни время!” – Альма не могла скрыть своего волнения. Ей казалось, что этот дневник – их единственный шанс вырваться из замкнутого круга лжи и недоверия.

Леван вздохнул, подчиняясь ее настойчивости. Он открыл дневник на первой странице, поднес его ближе к свету фонарика и начал читать вслух, медленно и с трудом разбирая мелкий, неразборчивый почерк. Его голос звучал приглушенно, словно он боялся нарушить тишину заброшенного участка.

“12 марта 2003 года. Сегодня я впервые встретился с Важей. Он пришел в участок, чтобы сообщить о пропаже овцы. Сначала я не придал этому особого значения, подумал, что это обычная деревенская история. Но потом я увидел его глаза… В них была такая боль, такая отчаянная надежда, что я не мог ему отказать. Он сказал, что эта овца была не просто животным, она была частью его семьи, что она кормила его детей своим молоком. Я почувствовал к нему уважение. Он – настоящий мужчина, который готов бороться за то, что ему дорого.”

Альма слушала, затаив дыхание, словно боясь пропустить хоть одно слово. Она пыталась представить себе Важу – сильного, мужественного человека, готового прийти в полицию из-за пропавшей овцы.

“И что дальше?” – нетерпеливо спросила Альма, когда Леван закончил читать первую запись. “Есть ли там что-то более конкретное?”

Леван перелистнул несколько страниц и продолжил читать:

“25 апреля 2003 года. Важа снова приходил. На этот раз он был очень взволнован. Он сообщил о том, что кто-то осквернил святое место – древний родник, расположенный в горах. Он говорил, что это может навлечь беду на все село, что боги разгневаются на них. Он был в ярости и требовал, чтобы я немедленно провел расследование. Я пообещал ему, что сделаю все возможное, но в глубине души я понимал, что ничего не смогу сделать. Эти люди из Шатили живут по своим законам, по своим обычаям. Они не доверяют нам, чужакам, и никогда не расскажут правду.”

Леван остановился, подняв голову от дневника и посмотрев на Альму. “Видишь? Важа всегда был уважаемым человеком. Он заботился о своей общине, чтил традиции, пытался поддерживать порядок. Он был одним из немногих, кто хоть как-то сотрудничал с полицией.”

“Да, но это все в прошлом!” – возразила Альма, чувствуя, как ее охватывает разочарование. “Что произошло потом? Есть ли в этом дневнике хоть что-то, что объясняет его нынешнее поведение? Что-то, что связывает его с этими убийствами?”

Леван снова опустил взгляд на дневник и перелистнул еще несколько страниц. Его лицо становилось все более серьезным и мрачным по мере того, как он читал.

“10 августа 2007 года. Сегодня я узнал страшную новость… В Шатили пропала девушка, Ламия. Ей было всего семнадцать лет… Все говорят, что она ушла в горы и заблудилась, что ее утащил медведь или волк. Но я не верю ни единому слову. Я чувствую, что здесь что-то не так, что кто-то лжет… Я попытался поговорить с Важей, узнать, что он думает об этом. Но он был очень уклончив, смотрел на меня исподлобья. Он сказал, что это дело касается только жителей Шатили, что это их внутренние разборки, и что мне лучше не вмешиваться. Я боюсь… Я боюсь за эту девочку… И я боюсь за себя. Кажется, я наступил кому-то на хвост…”