– Дуй, Гарри, и спасибо за работу, – сказал я.

Гарри выпятил грудь, отдал честь и испарился, неслышно затворив за собой дверь.

– А ты молодец, – сказал я Дженнифер. – Про коммерческую тайну было круто.

– Вас это тоже касается, – холодно сказала она. Вздохнула, подошла к дыре и тоже принялась ее изучать.

Со стороны это выглядело столь же глупо, как когда вокруг дыры плясал Гарри, хоть Дженнифер и не плясала. Глупо потому, что никто из нас уже ничего не мог поделать ни с дырой, ни с той физикой, которая позволила смехотворному с виду аппарату раздвинуть и уплотнить бетон, превратить стекло в латунь и выбросить его вверх на пару километров. Это все уже в настоящем времени, подумал я, и вдруг захотелось петь. Это мы – сделали такие аппараты, способные узлом завязать пространство, из одного предмета вылепить другой, стекло обратить в латунь, а латунь – в золото. И пусть Гарри кажется, что мы играем в кубики или придумываем новые пушки. Мы нашли философский камень! Одному богу известно, каким станет мир после этого открытия…

Дженнифер говорила про полицию, Верховную Ассамблею, уголовное дело, безответственность ученых. Сама с собой обсуждала, как побыстрее замаскировать шахту, чтобы инспектор-обходчик ее не заметил. И нужно просканировать весь офис на жучки… Она ходила взад-вперед по комнате, махала руками, а под подошвами туфель хрустел порошок. Я улыбался и с любовью глядел на свой искривитель. Сейчас она уйдет, я доправлю и запущу программу, и ничто никуда не вылетит – в тестовой камере окажутся две одинаковые латунные ручки и осколки оставшегося стекла. Я перебил Дженнифер на полуслове:

– Послушай, Дженни, пойми главное: этот белый красавец нас прославит! Стрельбу в потолок я устраню. Важно, что вылетает латунная ручка, вылепленная из стекла, понимаешь? Латунь – из стекла! Это значит, послезавтра мы станем знамениты и богаты! И возместим любой ущерб, хоть бы целиком здание снесли… Но сегодня и завтра аппарат нужно беречь, как зеницу ока…

– Вы думаете, я это хуже вас понимаю? – вставила она.

– …никаких опалянов, никаких аудиторов, никаких засланцев из Ассамблеи!.. Этих «конкурентов» ты имела в виду с утра?

– Нет… Не важно, эти опаснее… Но гарантировать я ничего не могу, так и знайте!

– Гарантий от тебя я не требую, однако постараться…

– Я, между прочим, отлично знаю свои задачи! – перебила она, выстукивая пальцем по столу после каждого слова. – Но только если мне о них вовремя сообщают, а не прячутся под лавку в надежде, что мамка не найдет!.. Артур, ну давай быть взрослыми. Только так мы друг другу поможем, – добавила она рассудительно.

Она встала, давая понять, что разговор окончен. Я тоже встал.

– Дженни, ты совершенно права…

– Не называй меня Дженни, – бросила она мне прямо в лицо. Глаза у нее были электрические. Послышался фруктовый аромат духов. Она развернулась и, вытрясая из своих великолепных волос порошок, прошагала к выходу. «Черт знает что!..» – бормотала она.

Предстояло завершить рефакторинг, а это часа два-три чистого времени, но внутри впервые за долгие месяцы теплело чувство, что все я успею, и все на этот раз получится. Начала пульсировать нога, но и она казалась пустяком.

На часах было около пяти. Раздам заключительные пинки, решил я, а после уйду с головой в код, не отвлекаясь больше ни на что.

Первым делом я спросил Ави, складываются ли дела по es. Ави пообещал, что управится к восьми вечера. Ави со сроками обычно не ошибается. Написал Платону – у того все было готово; он дожидался Гарри, чтобы прогнать все наверняка на «боевой» двухпроцессорной машине. Платон и остальные подопечные Джорджика обычно находят горстку собственных дурацких ошибок после первого тестирования, поэтому им нужно дать время.