До отплытия ладьи оставалось два дня; и ровно столько занимал путь верхом от выхода из Долины до портового городка.
Тим плохо держался в седле. Он клонился к гриве и не пускал животину быстрее шага. Через два часа пути Гиди остановил коня. Привязав животное к деревцу, посыльный принялся собирать хворост. Утро выдалось туманным и сырым, но отчаянный спутник нуониэля верил в то, что сумеет разжечь костёр.
– Так мы никуда не доедем! – объяснил Гиди, складывая хворост на краю лесной тропы. – Ты болен. Придётся отдохнуть, но потом поднажать.
Тимбер слез с коня и присел у горстки хвороста. Гиди вытащил из поклажи пропитанный жиром тяжёлый дождевик и расстелил его на земле. Уложив молодого господина, посыльный накрыл его сверху вторым дождевиком и принялся бить кресалом об огниво, силясь затеплить кусочек бересты под влажными ветками.
Нуониэль ёрзал, тяжело вздыхал и даже мычал от жара. Снопы искр, выбиваемые из камня никак не схватывали бересту. Нуониэль продолжал вертеться.
– Твари! – выругался Гиди и швырнул кресало на влажную землю.
– Нож, – попросил Тим и протянул из-под плаща руку.
Спутник нуониэля отчаянно швырнул наземь и огниво, а потом молча подал Тиму походный ножик. Тимбер сделал усилие и поднялся на колени. Затем он коснулся своего затылка, нащупал там две веточки и потянул за них. Уже почти без иголочек эти длинные коричневые ростки выглядели совсем некрасиво. И всё же, будучи спрятанными под одеждами, они остались сухими.
Тимбер отсёк веточки, склонился над хворостом и стал нарезать их кусками. Гиди подобрал огниво с кресалом и снова попробовал добыть огонь. Веточки моментально вспыхнули. Гиди подложил к ним бересту. От кучки вверх заструился сладкий беленький дымок.
– Слава Триединству! – прохрипел Тимбер, воткнул нож лезвием в землю и бухнулся на дождевик. Гиди накрыл больного, вытер об штанину ножик и отправил обратно на пояс. Потом он встал и пошёл по дрова.
Через полчаса Тим лежал подле уютного костра, над которым Гиди кипятил в железной чашке воду. Ещё посыльный уложил одного из коней возле нуониэля, чтобы животное своим теплом согревало больного.
Напоив Тимбера чаем, Гиди стал прохаживаться возле стоянки, разминая ноги. Тим немо наблюдал. Гиди глянул на лежащего и сразу отвернулся. Затем он снова, с каким-то подозрительным прищуром посмотрел на нуониэля.
– Давай, спроси! – сказал посыльный, но ответа не получил. – Не молчи! Чего тебе стоит?! Задай мне вопрос! Спроси меня! Тут ведь никого нет! Нет твоих родичей нуониэлей, и даже людей нет! Я никому не расскажу, что ты без надобности задавал вопросы, как самый невоспитанный ветковолосый!
Агидаль подскочил к Тиму, склонился над ним и глянул прямо в глаза.
– Спроси, почему я так на тебя посмотрел! – потребовал шёпотом Гиди.
Тимбер тяжело вздохнул и закрыл глаза.
– Я же чувствую, что тебя всего распирает от любопытства! – неистовствовал посыльный. Он снова поднялся на ноги и ещё энергичнее стал бродить по лесной тропе взад-вперёд.
– Валяй, – лениво произнёс Тим, не глядя на спутника.
– Валяй? – удивился Гиди. – Это не вопрос! Ведь у вас вся штука в вопросах!
– Кажется, из нас двоих, жар вовсе не у меня, – сказал больной.
Агидаль вытянул руку и увидел, как от неё исходит пар.
– Я как раскалённый камень! – произнёс он то ли с гордостью, то ли с отчаянием. – Но я спокоен! Уж что я от вас, от ветковолосых перенял, так это способность контролировать порывы! Иногда. Я сам выбираю, что говорить и как себя чувствовать! И сейчас я спокоен, словно озёрная гладь! Озёрная! Гладь!
– Эх, да провались ты во мрак! – выругался Тим. – Почему ты на меня так смотришь?