– Умница моя, Наяда….

Я встал и оперся о ее горячий бок.

– Сейчас, моя хорошая, сейчас…

В кармане галифе я всегда хранил для нее угощение. Шершавым горячим языком она слизнула с моей ладони кусочек колотого сахара, и довольно захрустела.

Однако странно все же, что до сей поры никто не вышел навстречу. Справившись с минутной слабостью, я подобрал с земли фуражку, отряхнул галифе и поднялся по ступеням к дому. Он сиротливо глазел на округу окнами с выбитыми стеклами, и нехорошие предчувствия колыхнулись в моей душе.

Я толкнул от себя правую половинку двери.

Хаос и разруха царили в разграбленном доме. Всюду валялась поломанная мебель. Когда-то богато отделанные стены теперь были испещрены следами от пуль и осколков, отовсюду несло гарью. Но не это вселяло в меня оторопь. Такую тяжесть в душу приносит только один запах. Запах крови.

Я повел непослушной головой, и пустота мертвенным холодом легла мне на сердце – на ступенях лестницы, ведущей в верхние покои, лежала ниц княгиня Задонская, а справа от лестницы лежали в таких же неестественных позах ее домочадцы. Они лежали там, где их настигла смерть. Смерть всегда пахла кровью.

Мне стало совсем худо. Пелена застила глаза. Я ухватился зубами за лоскут кителя, и стиснул до немоты челюсти.

Долго ли пребывал я в этом состоянии – не знаю, только вывело меня из него какое-то странное эхо. Оно словно передразнивало мою стонущую душу.Этот едва внятный стон доносился из-под лестницы, у двери, ведущей в библиотеку.

Придерживая висевшую плетью руку, я бросился туда.

На полу, у сорванной с петель двери, распростерлось тело офицера. Сквозь расстегнутый полковничий китель виднелась окровавленная сорочка на могучей груди.

Полковник повернул голову на мои шаги, облизывая ссохшиеся губы. С заметным усилием он чуть приподнялся, и губы искривились в мучительной улыбке:

– Ты-ы …

В моей голове фейерверком взорвалась шутиха:

– Володя?!

Я кинулся к раненому полковнику:

– Володенька!!! Жив…

Запустив здоровую руку под его тело, я потащил его из-под лестницы в светлое помещение библиотеки. Боль в моей голове вновь приобрела пульсирующий характер, но я переводил дух и дюйм за дюймом тащил его. В конце концов, я подтянул тело полковника на свет и уложил его на сорванную с места ковровую дорожку.

Лицо Владимира осунулось и побледнело. Я со страхом прильнул к его груди. Сердце полковника трепыхалось как мотылек у лампы. Тихо, с неритмичным перестуком.

Жуткая безысходность ударила мне в голову. Я воздел вверх руки и закричал во весь голос:

– Боже!!! Да будь же ты милосерден! Ведь это брат мой! Бра-а-ат!!!

Я с отчаянием смотрел на мертвенно-бледное лицо Володи, на его израненное окровавленное тело и глухо стонал от бессилия чем-либо помочь ему. Но вот бородка на исхудавшем лице Володи шевельнулась.

– Саша… – тихо произнес он и указал мне глазами куда-то в угол:

– Там… подбери их…

– Да, да, Володенька, я все сделаю, говори! Что произошло? Где наши? Где маменька? Говори…

Отдышавшись, и перед каждым словом собираясь силами, Владимир поведал мне вкратце, что произошло. Из его повествования следовало, что он пытался прорваться на север России, в Лапландию, но его группу обложили красные. Он вынужден был вернуться к своим, а затем выехал сюда, в имение княгини. Но здесь он застал мародеров.

Он с трудом прорвался в дом, но из домочадцев к тому времени в живых уже никого не застал. Укрывшись под лестницей, он отстреливался. Шансов остаться в живых у него не было, но мародеры почему-то вдруг заторопились и покинули имение.

Что далее он не помнит. Очнулся, услышав мои шаги.