Так появилась загадка, которую мы попытались разрешить. Но вначале нам следовало определиться, имеем ли мы право читать рукописи, так как я дал отцу слово чести, что обязательно выполню его последнее желание. Обсуждение было довольно острым и потребовалось немало времени, пока мы, наконец, не пришли ко всеобщему решению: “Я чистосердечно исполнил волю отца, но некоторые рукописи сохранились по воле случая. Поэтому мы имеем полное право рассматривать их как случайную находку и ознакомиться с их содержанием”.
Моя мать и старшая сестра Фрида умели читать книги, напечатанные готическим шрифтом, но выцветшие письмена готическими буквами они разобрать не смогли. Разве только немного. Одна из тетрадей была датирована 1723 годом и начиналась примерно так: “Я, Кристофер, сын Клауса, потомок Берна Кригера, 26 лет от роду, получил от своего отца поручение записать историю нашей семьи на немецком языке…” В другом месте: “1598 год. Я, Юлиус Кригер, 18 лет от роду, сегодня приступаю к описанию истории моих предков. Мой дедушка Давид Кригер рассказывал…”
От таких старинных дат и всплывающих незнакомых имён у всех отвисли челюсти. Во-первых, возникла необходимость определить наши дальнейшие шаги. Было невообразимо трудно осознать это прикосновение вечности, дыхание старины. Мысли наших далёких предков, пронзив время, дошли до нас через непостижимое прошлое? Мать вспомнила, что семейные хроники велись как в семье отца, так и в семье дальней родни – Крюгеров. Те ли это записи, уже другой вопрос. Если “те”, то можно было сделать заключение, что эта рукопись попала к отцу от Крюгеров. Таким образом, загадка, которую мы пытались разгадать, стала ещё запутанней.
Мы решили, что я возьму дневники отца и исследую их, пытаясь обнаружить связь с найденной рукописью. Сестра заберёт сохранившиеся и частично повреждённые огнём тетради и листки и будет искать того, кто сможет это прочитать и записать на современном немецком языке. Это была очень сложная задача, потому что редко кто владел письменным готическим. Кроме того, она не хотела рисковать с точки зрения потери рукописи. К тому же, ей нужно было быть очень осторожной, так как в то время ещё существовала реальная опасность быть заподозренным в установлении связей с иностранцами и обвинённым в шпионаже. Это могло означать конец для всех нас.
Прошло много лет, прежде чем мы смогли получить читаемый текст старой, повреждённой рукописи. Человек, которому мы доверили рукопись, забрал оригинал себе, вероятно в качестве гонорара за перевод, и исчез без следа. Записи в рукописи шли с начала 1500 г. и, с несколькими перерывами, до 1802 г. Удивительно!
2. Мой отец, его детство и юность до 1908 г
В одном из своих произведений Марк Твен писал: “Кто хочет наказать своего сына, тот должен заставить его целый год вести дневник”. Он имел в виду, что не существует более сурового наказания, чем это.
Мой отец не подвергался наказанию, никто его не принуждал вести дневник. Он делал это из убеждения, что таким образом он делает что-то полезное для своих потомков. Мы можем только восхищаться тому, что человек нашёл в себе столько выносливости, настойчивости, честолюбия и достоинства, чтобы не пренебрегать таким ответственным делом долгих шестьдесят лет. Шесть томов, более чем 3000 мелко, но чётко исписанных страниц!
Восхищения достойна и его супруга Ольга, моя мать, которая с величайшим терпением и самопожертвованием давала ему возможность писать, что было не так просто сделать.
Отец писал:
20 июня 1945 г.
Этот дневник я начал вести летом 1908 г. в Каролинке. Мне было 17 лет, сегодня мне 54 года. В те безоблачные юные годы вся жизнь была передо мной, со всеми её неизведанными прелестями и загадками. Я мечтал о том, что впереди меня ждут только радостные, счастливые дни.