”.

В сентябре-декабре юбилейного года была проведена выставка «675 лет Молькау». На ней действовал стенд с четырьмя фотографиями и текстом о жизни и деятельности земляка жителей Молькау – Рудольфа Шульц. Этот рассказ расшевелил людскую забывчивость и пробудил интерес у многих посетителей выставки.

Рудольф Шульце-Молькау написал две книги, которые являются неоценимым вкладом в историю немецкой культуры. В этих книгах он рассказал о существовании в 1930 г. немецкого национального меньшинства на Волге, предсказав печальный конец за 10 лет до изгнания. Его поразительные предсказания, его анализ, являются не только важной частью нашего прошлого, но одновременно и светящимися предупреждающими знаками, которые адресованы нам, живущим сегодня. Это напоминание о возможных зверствах, к которым в своём безумии может привести людей коммунистическая диктатура.

Рудольф Шульце-Молькау заслужил самое высокое уважение немцев, живущих сегодня. Его имя не должно кануть в Лету.

Когда мой отец стал немощным и был прикован к постели, мне, его единственному сыну, не оставалось другого выбора, кроме как помогать ему. Моей матери было уже 72 года, но она всё ещё вела домашнее хозяйство и днём заботилась о своём пациенте. Я жил и работал в другом месте, и поэтому мог ухаживать за больным только в ночную смену, с десяти вечера до шести утра.

Моё дежурство состояло в своевременной выдаче лекарств, подаче питья и неоднократных переворотах ослабленного больного. Мы с отцом разговаривали очень мало, хотя он и был в полном сознании. Он не позволял нам говорить о его лечении, не позволял вызывать врачей и принимал только привычные лекарства от кашля, астмы и сердца. Домашний врач описал это состояние так: “Человек со временем стареет, устаёт, слабеет и не испытывает ни малейшего желания жить и продолжать борьбу, он устал от жизни. Не стоит принуждать таких пациентов к новым лекарствам, это только приблизит их конец”.

Я не мог найти выход из этой ситуации и без вопросов подчинялся требованиям больного. Эта была очень неудобная для меня ситуация, однако о чём здесь можно говорить? Мы оба, отец и сын, давно уже выяснили наши взаимоотношения и знали мировоззрения друг друга. Наши мировоззрения не совпадали и вели к непримиримым противоречиям. Спор наш продолжался долгие годы, и, чтобы не расстраивать друг друга, мы договорились, раз и навсегда, никогда не затрагивать этот вопрос.

Однажды отцу стало немного лучше, и он попросил меня уделить ему внимание. Тяжело дыша, с перерывами и длинными паузами, он прошептал: “Сын мой, позади себя я оставил долгую жизнь. Скоро я вас оставлю. Для меня всё уже кончено. Я ухожу без страха, с Богом в сердце и убеждением, что я был прав. Я не заставляю тебя следовать моим правилам, ничего не навязываю и ни от чего не удерживаю. У тебя впереди ещё полжизни, будут другие возможности в спорах искать и находить истину. Когда ты достигнешь конца жизни, и тебе останется сделать лишь один шаг в вечность, обязательно вспомни наши споры. Это будет час твоего последнего возможного решения. Я покидаю тебя в надежде, что оставшийся нам путь мы пройдём вместе, рука об руку. Но сегодня у меня к тебе ещё одна просьба. Можешь ты выполнить мою последнюю просьбу?”

Он дёрнул рукой, предостерегая меня от поспешного ответа: “Ты должен выполнить мою просьбу без каких-либо вопросов. Можешь обойтись без моих объяснений? Это последнее желание твоего умирающего отца”. Ищущий взгляд его потух, глубоко запавшие глаза стали холодными и чужими.