Прошло уже два месяца с тех пор, как Иван возвратился в Оренбург; он наконец придумал средство, могущее послужить к освобождению милой Дарьи. Сие средство состояло в том, что нетерпеливый любовник уговорил несколько отважнейших удальцов из своих товарищей и несколько каргалинских татар, с которыми тайным образом отправился в киргизскую степь. В тогдашнее время черта Оренбургской линии не имела нынешнего устройства, и самовольные переезды через границу были очень обыкновенны. Иван от встретившихся киргизцев разведал о всех подробностях, относящихся к старшине Тюльке и к прелестной его невольнице. Наши удальцы ехали со всевозможною поспешностью; киргизские степи были им так известны, как почтальону большая столбовая дорога, по которой он проезжал уже до пятидесяти раз. В исход пятого дня Иван и его товарищи приблизились к кочевью старшины Тюльки и решились дождаться ночи. Солнце закатилось, вечерняя заря разлилась по лазоревому своду; звезды заиграли на чистом небе; луна распространяла бледный свет свой… Наступила полночь. Казаки и татары грозно грянули на киргизский аул; опрокинули несколько кибиток и привели в ужас сонных киргиз-кайсаков. Раздался крик; раздался вой; раздались громогласные восклицания: «Алла! Алла! Худай ярлыка!»^>12 Отважное предприятие неустрашимого Ивана увенчалось счастливейшим успехом: он отыскал милую Дарью; не теряя времени, посадил ее на заводную лошадь и вместе с путешественниками своими оставил расстроенные кочевья. Казаки не прикоснулись к имуществу киргизцев; но корыстолюбивые татары не оставили поживиться несколькими халатами, несколькими коврами и тому подобным. Обратный путь Ивана был очень весел: он ехал рядом с Дарьей; он беспрестанно смотрел на Дарью; он описывал свои приключения Дарье; он слушал рассказы Дарьи. На седьмой день счастливые любовники были уже в Оренбурге.

Через неделю после возвращения в Оренбург Иван послал сваху просить руки Дарьиной. Сваха, придя в дом Дарьи, помолилась святым иконам и поклонилась на все четыре стороны; потом, по старинному обыкновению, села на лавку против самой матицы и объявила о причине своего прихода. Мать Дарьи, не думая долго, дала слово – и в тот же день назначено быть рукобитью[8]. Наступил вечер. К Дарье, по приглашению ее матери, собрались подруги, красные девушки; потом явился жених со свахою и родственниками своими и сел за длинный стол, в передний угол. Из-за занавеса выступила невеста, поклонилась гостям и жениху; сему последнему поднесла на тарелке платок, за который получила от него серебряный рубль; после того села с женихом рядом; по сторонам их уселись свахи и родственники. Матери Дарьиной женихова сваха поднесла стакан зеленого вина, который старушка приняла и начала пить. В то время девушки запели:

– Матушка, пей, / Да меня не пропей – / Дочь свою любимую, / Дочь свою послушную, / Дочь свою Дарьюшку, / Да по батюшке Андреевну. / Матушка! Пей, / Да меня не пропей…

Когда старушка окончила стакан, тогда все гости принялись за рюмки и за серебряные чарки; началась пирушка, которая продолжалась около трех часов; потом гости встали из-за стола, помолились святым иконам и отправились по домам своим. Девушки пошли провожать жениха и дорогою пели и повторяли следующее:

– Взвейте же вы, / Ветры буйные! / Снесите же вы / С гор белые снеги, / Чтобы наши гости / У нас посидели, / У нас посидели, / На нас поглядели! / Взвейте же вы… и проч.

После того каждый вечер начались так называемые вечерки, которые состоят в том, что жених приходит к невесте, садится с нею за занавес, между тем девушки веселятся, играют с молодцами в фанты, поют песни, пляшут и проч. Таким образом протекла целая неделя; наступила суббота – день девичника. Девушки отправились к жениху за мылом; потом вместе с невестою пошли в баню, где ей расплели темно-русую косу; возвратясь оттуда, поехали на кладбище; там невеста поплакала над могилой своего отца.