Раньше, чем со щек худоба лихая
Сгонит красоту и иссушит тело
Жертвы прекрасной.
Вот отец корит, хоть далек он: «Что ж ты
Медлишь смерть избрать себе? Видишь – ясень?
Под его суком захлестни на горле
60 Девичий пояс!
Если же в скалах, на утесах острых
Смерть тебя прельстит, то свирепой буре
Вверь себя. Иль ты предпочтешь – царевна, —
Долю наложниц:
Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой
Варвара жены?..» Между тем Венера
Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном, —
Лук он ослабил.
Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты
70 Гневный пыл и ссор избегай горячих —
Даст тебе рога ненавистный бык твой,
Даст изломать их.
Ты не знаешь: бог необорный – муж твой,
Сам Юпитер. Брось же роптать, великий
Жребий несть учись: ты ведь части света
Имя даруешь».
К Лиде
Что другое в Нептунов день
Делать мне? Ты достань, Лида, проворнее
Из подвала цекубское,
И конец положи думе назойливой.
Видишь: полдень склоняется,
Ты же, словно и впрямь день окрыленный спит,
Медлишь вынуть из погреба
В нем застрявший кувшин времени Бибула.
В сменной песне Нептуна я
10 Воспою, Нереид кудри зеленые.
Ты на лире изогнутой
Про Латону споешь, про Стреловержицу;
Под конец мы восславим ту,
Что над Книдом царит и над Цикладами,
И на Паф с лебедей глядит, —
По заслугам и Ночь будет помянута.
К Меценату
Царей тирренских отпрыск! Тебе давно
Храню, не тронув, с легким вином кувшин
И роз цветы; и из орехов
Масло тебе, Меценат, на кудри
Уже отжато. Брось промедление!
Не век же Тибур будешь ты зреть сырой,
И поле Эфулы покатой,
И Телегона-злодея горы.
Покинь же роскошь эту постылую,
10 Покинь чертог, достигший небесных туч;
В блаженном Риме брось дивиться
Грохоту, дыму и пышным зданьям.
Богатым радость – жизни уклад сменять;
Под кровлей низкой скромный для них обед
Без багреца, без балдахина
Часто морщины со лба сгонял им.
Уж Андромеды светлый отец зажег
Свое созвездье; Малый бушует Пес
И Льва безумное светило:
20 Знойные дни возвращает Солнце.
С бредущим вяло стадом спешащий в тень
Пастух усталый ищет ручей в кустах
Косматого Сильвана; замер
Берег, не тронутый спящим ветром.
А ты, уставом города занятый
И благом граждан, вечно тревожишься,
Что нам готовят серы, бактры,
Киру покорные встарь, и скифы.
Но мудро боги скрыли грядущее
30 От нас глубоким мраком: для них смешно,
Когда о том, что недоступно,
Смертный мятется. Что есть, спокойно
Наладить надо; прочее мчится все,
Подобно Тибру: в русле сейчас своем
В Этрусское он море льется
Мирно, – а завтра, подъявши камни,
Деревья с корнем вырвав, дома и скот —
Все вместе катит; шум оглашает вкруг
Леса соседние и горы;
40 Дикий разлив и притоки дразнит.
Лишь тот живет хозяином сам себе
И жизни рад, кто может сказать при всех:
«Сей день я прожил! Завтра – тучей
Пусть занимает Юпитер небо
Иль ясным солнцем, – все же не властен он,
Что раз свершилось, то повернуть назад;
Что время быстрое умчало,
То отменить иль не бывшим сделать.
Фортуна рада злую игру играть,
50 С упорством диким тешить жестокий нрав:
То мне даруя благосклонно
Почести шаткие, то – другому.
Ее хвалю я, если со мной; когда ж
Летит к другому, то, возвратив дары
И в добродетель облачившись,
Бедности рад я и бесприданной.
Ведь мне не нужно, если корабль трещит
От южной бури, жалкие слать мольбы
Богам, давать обеты, лишь бы
60 Жадное море моих не съело
Из Тира, с Кипра ценных товаров груз
Нет! Я спокойно, в челн двухвесельный сев,
Доверюсь Близнецам и ветру,
И понесусь по валам Эгейским».
К Мельпомене
Создал памятник я, бронзы литой прочней,
Царственных пирамид выше поднявшийся.
Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой
Не разрушат его, не сокрушит и ряд
Нескончаемых лет, – время бегущее.