Все эти москвичи если и не помнят сами «золотой век» Екатерины Второй, то его идеалы для них незыблемы. Все эти люди объединены общими взглядами на жизнь, которые и высмеивает в комедии автор. Все родственники и знакомые Фамусова так же, как и он, отличаются крайней консервативностью и реакционностью убеждений. Не случайно Чацкий в обвинительной речи, обращенной к людям «века минувшего», говорит, что «они сужденья черпают из забытых газет Времен очаковских и покоренья Крыма». Всякое прогрессивное движение, все новое в общественно-политической жизни эти люди воспринимают в штыки. Поэтому, несмотря на внешние изменения, связанные с модой, внутренне эти люди не меняются, остаются крайними реакционерами («Дома новы, но предрассудки стары»).

Полковник Скалозуб, тип офицера-карьериста времен диктатуры Аракчеева, так отзывается о просвещении, образовании, вольномыслии и о французском просветителе Вольтере: «Я князь Григорию и вам Фельдфебеля в Вольтеры дам, Он в две шеренги вас построит, А пикнете, так мигом успокоит». Читатель видит в нем верного охранителя самодержавно-крепостнического строя. Московские дворяне воспитывались под руководством иностранных гувернеров и учителей. Теперь для своих детей они тоже «Хлопочут набирать учителей полки, Числом поболее, ценою подешевле», чтоб их учить «и танцам, и пенью, и нежностям, и вздохам». Отношение же к настоящему просвещению и образованию у представителей «века минувшего» крайне враждебно: «Ученье – вот чума, ученость – вот причина, Что нынче пуще, чем когда, Безумных развелось людей, и дел, и мнений». Фамусовское общество отрицательно относится даже к чтению – необходимой потребности каждого образованного человека.

В обществе, где главным критерием отношения к человеку являются деньги, чины и знатность, личность оценивается не по уму и достоинствам, а по количеству крепостных душ, которыми владеет. Не случайно Фамусов строго внушает Софье: «Кто беден, тот тебе не пара». О принципах выбора мужа для своей дочери Фамусов говорит: «Будь плохонький, А коли наберется душ тысячки две родовых, Тот и жених». Княгиня Тугоуховская, узнав, что Чацкий не камер-юнкер и не богат, перестает им интересоваться.

Крепостные в фамусовском обществе не считаются за людей. Их могут продавать, менять. Видный и почитаемый в Москве вельможа, «Нестор негодяев знатных» обменял своих верных слуг на борзых собак. Загорецкий хвастает, что он «двоих арапченков на ярмонке достал». Хлестова возит с собой «от скуки» «арапку-девку да собачку» и просит обеим «сослать подачку» от ужина.

Такое же пренебрежительное отношение у людей фамусовского общества и к русскому народному языку и культуре («Как с ранних пор привыкли верить мы, / Что нам без немцев нет спасенья»). Галломания и англомания представителей фамусовского общества приводит к слепому подражанию Европе, ее людям, вкусам и привычкам. «Французик из Бордо», приехавший в «столицу варваров»– Москву, – не находит в ней ничего национального, «ни звука русского, ни русского лица». Дворяне не видят достоинств своего «умного и бодрого» народа, а без этого нет истинного патриотизма.

Даже свою обязанность перед государством – службу – они воспринимают как источник награждений, чинов, денег. Управляющий государственного учреждения Фамусов говорит о своих привычках по части службы как настоящий бюрократ: «А у меня, что дело, что не дело, Обычай мой такой: Подписано, так с плеч долой». Фамусов пристраивает на службу к себе родственников, то есть опять служит «лицам», а не «делу».

Такие нравы на службе порождают во множестве подленьких и «бессловесных» молчалиных, девизом жизни для которых является: «В мои лета не должно сметь Свои суждения иметь». Они пресмыкаются и «угождают всем людям без изъятья» ради того, чтобы получить награждение, добиться хорошего назначения, сколотить состояние. Идеалом для таких людей, как Молчалин, является отнюдь не служение интересам Родины, а возможность «и награжденья брать, и весело пожить».