— Да чтоб ты понимал, — обиженно ворчу, складывая руки на груди.

Не хватало еще, чтобы он догадался!

— Я очень много понимаю, пташка, — выделяя слово «понимаю» соблазнительной интонацией, произносит. — Ты только попроси, и я тебе все покажу, расскажу…

Боже правый, о чем мы вообще разговариваем?

Да я скорее себе руку откушу, чем буду его о «чем-то там» просить.

Неожиданно гремит взрыв, точно такой же как вчерашний. Я испуганно подскакиваю с кровати, словно собираясь куда-то бежать… Ага, из закрытой камеры.

— Опять не договорились, — прежде чем я успеваю задать вопрос, заключает Бахметов.

Проклятье!

Обессилено падаю на кровать, понимая, что у этого кошмара нет конца.

Господи, что же с моими родителями? Да они же себе места не находят! Я и с работы задерживалась крайне редко, не говоря уже о том, чтобы не прийти домой ночевать, не предупредив. Да-да, вот такая я «хорошая» девочка. Но, знаете, для родителей я поздний и желанный ребенок, в которого они вложили тонну своей любви, труда и заботы. Разве так сложно им позвонить, чтобы не переживали?

— Дамир… — начинаю глухим голосом, потом прочищаю горло, и более четко произношу: — мне нужно позвонить родителям. Они переживают.

Поднимаю глаза на мужчину, но тот и бровью не ведет.

Бесчувственная глыба льда! Да что у него сострадания никакого нет?

— Пожалуйста…

— Нет, — холодно отрезает, отворачивается от меня и достает из тумбочки вещи.— Это невозможно.

— Но у тебя есть телефон! — рассерженно шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост.

— Как ты заметила, он без сим-карты, — хмыкает, натягивая вверх от тюремной робы.

— Да ладно! Ты хочешь сказать, что у тебя она где-то не припрятана?

— Я сказал — нет.

— Мои родители за меня волнуются, как ты не понимаешь! У тебя что, нет родителей? — в порыве злости выпаливаю, и в ответ получаю неожиданное…

— Нет. Они умерли. А теперь, пташка, прекрати истерику и вспомни, где ты находишься и благодаря кому тебя еще не пустили по кругу.

Грубые слова как пощечина. Мне указали на мое место. В очередной раз. Надеюсь, что всем этим мерзавцам, включая Бахметова, накинут лет двадцать за этот бунт!

— Да пошел ты! — в сердцах выкрикиваю.

— И пойду, — с напускным спокойствием кидает, после чего абсолютно бесстыдно скидывает с бедер полотенце.

Поспешно отворачиваюсь, мысленно призывая все кары небесные на его бестолковую голову.

Закончив с одеждой, Бахметов берет чашку с чаем, делает несколько больших глотков, ставит обратно на стол, а затем говорит:

— Попей чай и успокойся. Мне пора.

Дамир разворачивается и делает два шага к двери.

— Ты куда? — ошарашенно на него таращусь.

— По делам.

Задумавшись, возвращается ко мне, достает из заднего кармана заточку и протягивает.

Я не шевелюсь, лишь смотрю на протянутую руку с таким лицом, точно он мне предлагает выпить яду.

— Бери. Понадобится, — решительно вкладывает заточку мне в ладонь и заставляет сжать в руке.

— Н-но тут же безопасно…

— Ничему тебя жизнь не учит, пташка, — он качает головой. — Это тюрьма. Здесь может случиться, что угодно.

Бахметов разворачивается, открывает железную дверь и выходит, напоследок кидая:

— Закройся. Открывай только мне. Другим даже не отвечай.

Дамир

Ему необходимо было уйти от нее подальше. Видит бог, каких усилий ему стоило сдержаться, и не прикоснуться к девушке. Всю ночь он заставлял свои руки лежать смирно, но… Дьявол, как же хотелось подмять девушку под себя! Заглянуть в эти чистые невинные глаза, попробовать на вкус губы, которые, чего уж скрывать, он часто вспоминал в свои безрадостные дни.

Ее запах, изгибы, дыхание — все это мутило его рассудок. Это женщина имеет над ним такую власть, о которой и не подозревает. И хорошо. Эти чувства ни ей, ни ему не нужны. Хотя, разумеется, будь она посговорчивей он бы точно не отказался от секса. А кто бы отказался?