– В институтах не учат, как влиять на тяжёлых людей. Я что, – должна просить извинения у всех вас, что я училась в институте? – сказала Ольга Михайловна резко, раздражаясь. – Послушай, дядя. Это как с музыкой: если у тебя целыми днями будут играть одни и те же гаммы, то и ты не усидишь на месте и сбежишь. Я уже целый год слышу о нем одно и тоже, одно и тоже. Господа, надо же, наконец, иметь капельку жалости, перестаньте ругать его! —

Дядя сделал очень серьезное лицо. Потом пытливо поглядел на неё, будто видит впервые и покривил рот насмешливой улыбкой.

– Вот оно что! – пропел он старушечьим голосом. – Извиняюсь! – сказал он и церемонно поклонился. – Если ты сама подпала под его влияние и изменила свои убеждения, то так бы и сказала. Извини! —

– Да, я изменила убеждения! – чуть не крикнула она, выплеснув раздражение. – Радуйся! —

– Извини, извини! —

Дядя поклонился как-то вбок и отступив назад отошёл в сторону.

«Дурак, – подумала Ольга Михайловна. – И ехал бы себе домой!»

Часть гостей и молодёжь она увидела в другом углу сада в густом малиннике, тянувшемся от барбекюшницы и от площадки с тандыром, к которому вела отдельная дверь из кухни и отдельно проложенная узкая дорожка. И Дмитрий Петрович был там окруженный женщинами. Он придурялся и о чём-то смешном рассказывал. Он смеялся и шалил, как мальчик, и это детски-шаловливое настроение, когда он становился чрезмерно добродушен, шло к нему гораздо более, чем что-либо другое. Ольга Михайловна любила его таким. Но мальчишество продолжалось обычно недолго. Так и на этот раз, когда Ольга Михайловна подошла, он почему-то нашел нужным придать своей шалости серьезный оттенок.

– Когда я занимаюсь спортом, то чувствую себя нормальнее, – сказал он, – если бы меня заставили заниматься одной только умственной жизнью, то я бы с ума сошел. Нужно и нужно каждому заниматься физкультурой. —

И у Дмитрия Петровича начался разговор с женщинами о преимуществах физкультуры (против лишнего веса), о культуре, потом о вреде шопинга, о лишней трате денег на ненужные предметы женщинами… Слушая мужа, Ольга Михайловна почему-то вспомнила, что дом и участок и вся недвижимость ей подарена, как приданное её отцом.

«А ведь будет время, – подумала она, – когда он не простит мне, что я богаче его. Он гордится собой и очень самолюбив и, пожалуй, возненавидит меня за то, что многим обязан мне!».

У барбекю на большой площадке стояли два стола со столешницами из искусственного камня, и кто-то предложил пить чай на природе – голос прозвучал от Любочки-студентки и был поддержан. Принесли чайники, с электрической переноской и стали заваривать. Было, конечно, замечательно – в чай можно было добавить свежие ягоды тут же сорванные с кустов малины. А за хозяйку пришлось становиться Ольге Михайловне. Тут же принесли из дома наливку (алкоголь) для мужчин (не могут они без выпивки!).

Потом началась суматоха, обычная на природных пикниках, очень утомительная для хозяек. Едва «прислуга» -Люба успела разнести стаканы полные, как к Ольге Михайловне уже возвращались руки с пустыми стаканами. Один просил без сахара налить чай, другой просил покрепче, третий пожиже, четвёртый благодарил и отказывался. Она же превратилась в продавца за прилавком «уличного кафе» – и всё должна была помнить и потом кричать: «Иван Сергеевич, это вам без сахара и покрепче» или: «Кому (кто) пожиже?». Но тот, кто просил «пожиже» или без сахара, уже не помнил этого и, увлекшись приятным разговором, брал первый попавшийся стакан. В стороне от столов, бродили как тени, унылые фигуры: на улице быстро сгущались сумерки, над столами желтым светом горели фонари. «Вы пили чай?» – спрашивала Ольга Михайловна у «теней», и тот, к кому относился вопрос, просил не беспокоиться и говорил: «Я подожду» – потому что стаканов на всех не хватало. Хозяйке же было бы удобнее, чтобы гости не ждали, а торопились.