Особой грамотой от 28 февраля 1634 года государь извещал патриарха Феофана о кончине отца своего патриарха Филарета Никитича 1 октября 1633 года, о поставлении на его место в Московские патриархи Псковского архиепископа Иоасафа, причем пишет, чтобы имя Филарета Никитича было записано во все синодики для вечного поминовения, «донеже его святительство бысть в жизни своей к вашему крайнему святительству о Христе и по духу во всем присный собеседник, и всем Святым Местам великия Палестины твоея святыя паствы бысть незабытный и щедрый назирател». Эта известительная царская грамота отправлена [С. 72] была с послами Коробьиным и Матвеевым, с которыми отправлена была и царская милостыня: к Воскресению Христову ко Гробу Господню в дар 50 золотых, да в придел к Распятью Господню 15 золотых, да на помин по Филарете Никитиче 25 золотых; в иерусалимские монастыри (13) 88 ½ золотых, в Вифлеем к пещере Рождества Христова 10 золотых, да митрополиту 10 золотых, в четыре монастыря около Вифлеема 21 ½ золотой, архиепископу Лидскому 8 золотых, газскому митрополиту 8 золотых, в Синайскую гору 34 ½ золотых; да столько же было роздано указанным лицам и местам на помин Филарета Никитича. Самому патриарху Феофану послано по душе Филарета Никитича соболями на 500 руб., да на милостыню 150 руб. соболями[46].

Между тем в начале 1635 года в Москву прибыл ранее уже бывший в ней племянник Феофана архимандрит Кирилл. С ним Феофан прислал грамоту государю, в которой писал, что «учинилась у них в Иерусалиме великая смута и изтязание меж православных христиан и латин, тамо живущих, о божественной, святой и великой Пещере, в ней же плотью родися Господь наш Иисус Христос, и о иных же Святых Местех, и видя-де они то, что не мочно тех дел там докончати, приехали в Царьгород и многажды с латыни и иными роды в царском диване судились, а то-де и государевы первые послы – Афонасий Прончищев да дьяк Тихон Бормосов и другие послы – Яков Дашков да дьяк Матвей Сомов, видели. И Мурат-салтан посылал в Иерусалим людей своих, и велел ключи святой Пещеры у врагов их взять и привести в Царьгород; [С. 73] и теде ключи в Царьгород привезены и отданы ему, патриарху, в руки, и во всем-де они врагов своих одолели. А учинились-де в Иерусалиме и в Царьграде им в том многие и великие протори и убытки, а помогали-де им в те протори христиане, которые там живут, кто ж по своей силе. Да они ж-де заняли для тех же дел 25 000 рублев у иноплеменных иудеев в великие росты, а заплатить-де им того долгу нечем, и для того послал он, патриарх, к государю бити челом о освобождении Гроба Господня и Святой Пещеры и иных Святых Мест для милостыни архимандрита Кирилла… И государь бы пожаловал к тем Святым Местом велел дати милостыню, чтоб им освободиться от долгу, и был бы в тех местах новый соорудитель, яко же св. царь Константин и мати его царица Елена, которые те Святые Места сооружали». О том же Феофан писал и к Филарету Никитичу, но его уже не было в живых. Государь указал послать Феофану с архимандритом Кириллом милостыни на 150 руб., да на освобождение Гроба Господня соболями на 1000 руб.[47]

В начале того же 1635 года воротились в Москву царские послы из Турции Иван Коробьин и дьяк Семен Матвеев и привезли с собою грамоту Феофана к государю, писанную 1 ноября 1634 года, в которой Феофан подробно рассказывает о последних событиях в Иерусалиме. «Воздаем ведомо, – пишет он, – державному твоему царствию: в то время как имели многие нужи и обиды от неверных латын, которые хотели насильством отнять Святой Гроб и Вифлеем, как есми писали преж сего с архимандритом Кириллом с товарищи, и вам о том есть [С. 74] ведомо, что есми и проторились проторми великими и несметными, и посем святый Бог послал помощь Свою и осилили есмя их опять и взяли ключи Святаго Гроба и Вифлиема. И посем, пришед небольшое время, нашла иная беда и нужа от армен-еретиков, и те арменя обнищали в щете своем, и потеряли пасхалью свою и разговелися в Фомину неделю. И то ведаючи еретики преже того от позору и не имеют, что делати, и затворили Святой Гроб силою иноплеменных, и не пропустили православных христиан по старому закону сотворити во святую и Великую субботу сподобитися и видети свет Господень. И в те поры было слезолития от православных христиан, только праведный Бог, что любит всегда правду, милости не оставил на многое время, и помилова раб своих, уповающих на него. И так иноплеменные берегли со оружием с надворья, а двери были запечатаны, а хрестьяны отгонены от церкви стояли в скорби со слезами, и в тот час учинилось яко некий глас и земное трясение, а святый огнь явися от щелей кровли Святаго Гроба и осветил всю церковь и врагов ослепил, и людие иноплеменные берегли и водою заливали, чтоб огнь не выходил, и не возмогли учинити ничего, а выходил огнь трижды. Только одна жена старая прилучилася близко, и свещи имела в руках, и те свещи загорелися собою. И в те поры враги хотели тое жену убить и у них великая помешка учинилась меж собою. И в те поры христиане с радостью и со слезами к Богу возопияли: Господи, помилуй! а иноплеменные и еретики, которые православных христиан прочь от церкви отгоняли саблями и ослопы, все ослеплены быша. И потом видячи арменя, что Господь яви святой огнь, и они, покрываючи позор свой, [С. 75] роздавали деньги мешками иноплеменным, чтоб никто в понос не сказывал, что святой огнь явися, яко ж иудеи хотели дарми утаити воскресение Христово. Тем же державный и боговенчанный царю, никто же возможе разсказати вся истину, яко ж они свидетельствуют, которые были на поклонение и те все сказываются христиане, и мы возрадовались. И арменья, помнячи таковой меж собою срам, учали сердитовати и не имели, что иное сделать, только мздою над нами злополучают, и учали искушати всю анатолейскую страну и по всему Черному морю церкви христианские позатворили и поколебали, и бед и пакостей неизреченно чинили всем православным Христианом, что весь свет вострепетал от их дел». Затем рассказывает, что армяне явились в Адрианополь к султану со многими дарами, чтобы отнять у греков Святой Гроб, но султан, обо всем расспросив, отказал армянам, а велел по-прежнему владеть православным, «и отдали нам ключи и всю власть». Но армяне не успокоились. Прибыв вместе с султаном в Константинополь, заручились здесь благоволением Абаза-паши, «собрались на царский двор и воскликнули велиим гласом, а хотят прежней суд пересудити». Султан потребовал патриархов Цареградского и Иерусалимского, «и снова суд был и распрос царской был». Султан повелел «казнити двух попов армейских, и они отошли с срамотою и со страхом», а греки получили султанские грамоты на владение. «И нам, – замечает Феофан, – протори великие сталися и одолжали есмя великим долгом для ради православной веры»