– Виднее! Понятно, что не с бухты-барахты пришло решение, так вы бы хоть похвалили.

Ирина смутилась:

– Простите, Геннадий Григорьевич, я совсем закрутилась. Конечно, спасибо за оригинальное решение. Скажу вам по секрету: в декабре юбилей нашей больницы, предложила Николю Петровичу собрать всех наших заговорщиков и отпраздновать, заодно и первые итоги подведем.

– Вот это дело! А то взялись за какой-то масштабный проект, а кто что делает – тишина. Там разговоримся. Значит, принимаете мое предложение?

Ирина встала и пожала гостю руку. И тут же вошел Хевролин, аккуратно обогнул ковер, видно было, что был на стойке, сел на стульчик.

– Ирина Николаевна, как у тебя со спиртом?

Она засмеялась:

– Нормально, Николай Петрович. Вам нужен спирт?

– Нужен, Ирина, и в приличных количествах. В леспромхозы без бутылки не заходи, к снабженцам на базы – такая же история. Мужики слезьми плачут: расходы на застолья приличные, надо списывать, а у нас и без того все работа из трех П.

Ирина переспросила, Хевролин расшифровал:

– Ирина-Ирина, все через договоренности, а бумаги составлять – три источника: пол, поток, палец. Надо поговорить с Семовских, чтоб выделил тебе дополнительно пару фляг. Я бы и сам, но, знаешь, предмет разговора мутный, подумает, что задурил старый друг.

Она черкнула в рабочей тетради и предложила:

– Давайте по стройке пройдем, по всему кольцу.

– Смотри, сапожки примараешь, что женихи подумают?

Ирина насторожилась:

– Какие женихи, Николай Петрович?

– Пошли, дорогой расскажу.

И рассказал, что третьего дня был у него директор дома культуры, мужчине под тридцать, холост уже в который раз, трезвый, красивый, на аккордеоне здорово играет. И поет. Спросил напрямую, не согласится ли председатель райисполкома пойти сватом, уж больно нравится певцу главный врач больницы. Чуть не на коленях умолял, пришлось прикрикнуть, что предрик – не сваха своим подчиненным, а если душа горит – собирай самодеятельность и в больницу, серенады под окном главного петь.

– Так что жди в ближайшее время.

Ирина было засмеялась, а потом спросила:

– Николай Петрович, а если в самом деле придут? Ведь не выгонишь. И как себя вести?

– Надо бы на этот случай бойкую подругу иметь, она бы отшила, как полагается, без скандала. А лучше пока закрывайся с вечера, если кто и стукнет, чужим голосом скажи, что она в область уехала. А то приглядись, может, и в самом деле сосватаем?

Оба захохотали.

– Нет, Николай Петрович, мой жених пока в резерве.

Вышли на болото, два бульдозера нарезали русло, по которому болотная жижа уйдет по ручью, а три экскаватора вгрызались в рыхлый мокрый грунт, забрасывая в кузова «Камазов» ковш за ковшом. Подошли к первой строительной площадке, навстречу вышел Иван Сергеевич Еремеев. Ирина подошла, обняла старого друга за плечи:

– Как вы, Иван Сергеевич, как Клавдия Петровна?

Еремеев кивнул:

– Ничего, я в работе забываюсь, мать тоже как-никак. Гриша у меня извелся совсем. Ему предложили солидный перевод в северный район, он отказался. Из-за нее. Приезжает каждый выходной, сначала с товарищем за рулем, потом и сам. Про вас спрашивал.

Ирина от неожиданности покраснела, смутилась.

– Передавайте поклон Григорию Ивановичу.

– Передам. Ты бы приехала как-нибудь в субботу, банька у меня крестьянская, посидели бы за столом да подумали, как дальше жить. Не стану скрывать Ирина Николаевна, а вы бы с Гришкой красивой были парой.

Ирина молчала. Давно возникшее и тщательно скрываемое от самой себя расшевелил этот добрый человек. Как она может? Его жена умерла в ее больнице, умерла надежда на младенца. Как? И не находила ответа. Значит, никак. И тут не судьба. Ирина не заметила, что заплакала. Еремеев обнял ее, стиснул в плечиках: