– Есть сомнения? – перебил её Егор.

– Нет, сомнений нет, но ты же понимаешь. Нужны доказательства, чтобы окончательно убедиться. Я вижу поступки Виктора, и могу утверждать, что он точно не сумасшедший. Он всякий раз судит разумно, принимает взвешенные решения…

– Это не он принимает их, – снова перебил Егор, – Ты разве не слышала? Только что я говорил, что…

– Да! Я слышала, я слышала. Это не он, это что-то… – Ксения попыталась подобрать нужные слова, – Что-то в его голове, да? Но это бы значило, что Виктор сумасшедший. Шизофреник. Шизофрения имеет свойство прогрессировать, и к сегодняшнему дню он был бы, скорее всего, полностью невменяем.

– Он не шизофреник. Он одержим Ахнаиром, – прошептал старик со всей присущей ему серьёзностью.

Ксения уставилась на отца стеклянными глазами, упала на спинку кресла и задумалась.

– Твои слова, они… – наконец произнесла она, – подразумевают существование сверхестественных сил.

Отец ничего не ответил. Он просто продолжил рассказ.

– Он заперся в подвале нашего дома. Не взял с собой ничего, кроме теплой одежды и спального мешка. Мне было поручено спускать ему еду с уже добавленным составом, и к моменту, когда он поедет, как те собаки, дать ему второй состав. Так же, с едой или водой. Риск сойти с ума больше не пугал его. Кажется, к тому моменту он уже перешёл эту черту. Спать я там больше не оставался. Ночевал у той же бабки. Ты её не видела, она умерла очень скоро после всего этого. Мария Михайловна её звали. Спасибо ей большое. Всё шло спокойно. На 19-ый день приёма состава, отец потерял над собой контроль – перестал говорить, откликаться на своё имя, перестал быть собой. Я позвал врача для того, чтобы обезопасить себя, и просто, чтобы не было так страшно. Мы дали ему второй состав. И знаешь что? Он не подействовал. Отцовский мозг как будто сопротивлялся. Виктор начал головой об стену биться, видимо зудело сильно в мозгах, так что нам пришлось связать его и на всякий случай обвязать голову полотенцами. Он стонал день и ночь, ночь и день. От заката до рассвета. От рассвета до полуночи и так по кругу. Не помню сколько дней. И головой мотал. Так же, как собаки. Каждый раз, когда я пересекал порог дома, я окунался в царство страданий. Он стонал, глухо бился об стену, пытался вывернуться из наручников. Ему хотелось к воде. Но одним пасмурным утром я, наконец, застал его спокойным. Он посмотрел на меня ясными глазами, такими же ясными, как в то утро, когда мы пошли в больницу, где нам впервые показали пророка, и когда он ещё не был одержим всем этим. Такой у него был взгляд. И он сказал мне тогда, что кто-то ему всё объяснил. Мне поплохело. Я спрашиваю, что объяснил? А он мне отвечает, что есть у него только два выхода из сложившейся ситуации. Первый – выпить первый состав и услышать Его, но уже на совершенно ином уровне. Второй – не выпить, говорит, и сегодня ночью Он разорвёт, мол, мой разум и я умру. А потом добавляет: если мы хотим жить, нам нельзя уезжать, Егор. Нельзя. И вырубился. Доктор ему что только не колол – разбудить мы его не смогли. И когда уже он ушел, посоветовав мне просто дождаться, когда отец проснется, я, будучи напуганным ребёнком, дал ему первый состав. Лишь бы он не умирал! Я был уверен, что он найдёт выход, тешил себя этим. Отец очнулся сразу. И после этого я прежним его никогда уже не видел, – тут отец не сдержал слёз и едва не зарыдал в голос, – Я не знал тогда, что вот так всё обернётся!

Ксения бросилась утешать отца.

– Этот состав, его дают на причастии? – тихо спросила Ксения.

– Да. Разбавленный, но это он. Микро дозами быстро никто топиться не бежит. Ну, за исключением некоторых излишне восприимчивых личностей. Что с ними дальше происходит, ты сама знаешь.