Он как ни в чем не бывало явился на работу, провел первый урок. На втором ему позвонили из приемной и приказали тотчас явиться «на ковер». Директриса, не глядя ему в глаза, велела написать заявление об увольнении по собственному желанию задним числом. Антон не пытался возражать. У него внутри воцарилась жгучая пустота. Деревянными пальцами он взял ручку и листок, написал «заяву», забрал из классной комнаты портфель и, не попрощавшись с учениками, навсегда покинул школу.

Возвращаясь пешком домой, он размышлял, что наплести жене, да так ничего и не придумал. Впрочем, врать не пришлось: в прихожей его встретила не любящая супруга, а несколько набитых до отказа сумок.

Как раз в те минуты, когда Антон писал заявление, родилка отыскала Ларису в социальной сети (что оказалось нетрудно) и в красочных подробностях описала ей то, чему накануне стала невольным свидетелем. Жена выставила Антона из дома, подала на развод, переоформила ипотеку на себя. Тут же нарисовался ухажер – какой-то старый школьный друг, который совсем скоро обзавелся статусом мужа. Сраный качок.

По городу поползли слухи. Клиенты один за другим отказались от репетиторских услуг Антона Викторовича. Он остался у разбитого корыта. Вернувшись к маме, несколько месяцев пил, разбазаривал сбережения и превращался в жалкую развалину. Потом худо-бедно взял себя в руки – устроился менеджером в частную компанию. Ненадолго. Его все глубже затягивало в яму алкоголизма. После нескольких прогулов ему указали на дверь.

Цыганские склепы. Могилы застреленных «братков». Белые березы, «мерседесы», спортивные костюмы.

Мелкая, похожая на пыль морось переросла в секущие ледяные струи. Ветер завывал, словно раненый зверь. Стволы голых деревьев жалобно скрипели.

– Вот здесь, – сказала девка, когда они оказались среди захоронений начала-середины девяностых. Примерно отсюда Антон и услышал вопль в отдаленном перелеске.

– Где именно вы заметили, что вашего… гм… друга с вами нет?

– Да шатались во-о-о-о-о-он там, где ивы, – ответил патлатый.

– Прямо среди могил?

– Ага.

Антон размахнулся и шарахнул фонарем по немытой волосатой башке.

Патлач сдавленно вскрикнул.

– Э, слышь, хрен, ты че, а?! – взвился тощий.

– Заткни пасть! – рявкнул Антон. – Не то сейчас тоже схлопочешь.

– Ты мне бровь рассек! – по-девчачьи скулил волосатый, шмыгая носом.

Антона трясло от злости.

– Думаете, смерть – это привлекательно, да? Заманчиво, прикольно? Считаете, можно ломать памятники, топтать то, что дорого семьям, и вам ничего за это не будет?

– Мы ни одной могилы не тронули! – возмутилась девка, гневно сверкнув глазами. – Просто гуляли!

– Как же, знаю я вас. Вандалье поганое. Найдем вашего дружка-полудурка – сразу вызову ментов. И попробуйте только рыпнуться, твари! Пистолет у меня с собой. – Он похлопал по карману куртки. – Не убежите. Да и в городе камер полно. На каждом магазине есть. Вас найдут в любом случае. И будете тогда отвечать за ВСЕ сломанные памятники! – Последнюю фразу Антон выплюнул вместе с брызгами слюны.

Подростки молчали. Даже девка уперлась взглядом в землю. Волосатик зажимал пальцами рассеченную бровь и всхлипывал, как девчонка. Из носа лилось ручьем, сопли смешивались с кровью, жижа стекала по подбородку и на отворот пальто.

– Готика ваша – говно, – сказал Антон. – И музыка ваша – тоже полное говно. И сами вы жалкие куски говна. Одеваетесь как чучела. Вами только ворон в огороде пугать.

Он презрительно сплюнул на асфальт и скомандовал:

– Пошли, быстро. И чтоб я ни слова лишнего от вас не слышал.

До перелеска у дальней окраины пришлось шлепать по жидкой грязи. Там из зарослей золотарника выглядывали неказистые кресты с номерами. Чувствуя, как набухают влагой ботинки и мокнут ноги, Антон думал: «Лучше б сразу сдал малолетних дебилов ментам». Миновав последние участки, они спустились по скользкому глинистому склону в овраг. Тощий поскользнулся и съехал вниз, изгваздался с ног до головы.