Доев, миску он на автомате поставил на поднос, как и собирался, взял в руки кружку с кофе и откинулся на подушку. Посидев так несколько минут, он решил, что собаки, вероятно, уже должны идти. И тут только заметил, что собаки преспокойно сидят бок о бок с ним на скамейке и в самом мирном расположении духа предаются созерцанию сада. Заметив, что он на них смотрит, они как ни в чём не бывало помахали ему хвостами, спрыгнули и пошли к калитке. Он покачал головой и пошёл их провожать.

У калитки он отвесил им почти земной поклон, от чего большая фыркнула, а меньшая запрыгала на месте на всех четырёх. Чувство юмора у собак его порадовало.

Вечером он ждал их. Сидя в саду с чашкой давно остывшего мятного чая, он смотрел на закатное небо. Калитка звякнула, и собаки прошли по дорожке к дому. Он решил ничего не предпринимать и просто посмотреть, что будет дальше. Сам он был с чаем, поэтому справедливости ради заранее вынес их воду к скамейке.

Собаки молча попили и спокойно взобрались на скамейку. Как так и надо. Он решил подыграть. Вернувшись к закату, через минуту он покосился на меньшую:

– Как прошёл рабочий день?

Та сокрушённо повесила голову, и он сочувственно покивал:

– Понимаю.

Большая всё это время не отводила взгляд от горизонта. Сплошное присутствие духа и несгибаемая философичность натуры. Тут уже фыркнул он, от чего у большей дёрнулся уголок рта, но она снова сосредоточилась на линии горизонта и из образа не вышла.

Новое утреннее и вечернее времяпрепровождение было одобрено и принято безоговорочно, как в своё время октябрьский ужин по возвращении.

Наступившие первые летние сутки принесли с собой непогоду. Проснувшись около четырёх, он услышал шум дождя.

Когда здесь шёл дождь, его словно накрывало войлочным колпаком. Пока было темно, а сегодня темно будет дольше, это был даже колпак в палатке.

Он вышел в тёмный сад. Где-то там за тучами с минуты на минуту будет восход солнца. Он же вышел в своём колпаке из палатки и сел на скамью. Хороший козырёк, снова подумал он. Ему нравилось смотреть, как дождь идёт в его саду. Ему нравилось, что это его сад. Конечно, он его не планировал, не садил. И не он решил когда-то, что и где, рядом с чем и в какой последовательности. Он поселил здесь только три растения. Но он пришёл сюда заботиться о нём. Пришёл радоваться ему и радовать его. Так что это был его сад. Здесь он чувствовал себя дома. Причём именно вот здесь, именно в этом месте – на границе дома и сада.

Угольный ветер с графитовыми искрами унёсся прочь. Он вздохнул с облегчением. Что там начнётся сейчас – непонятно, но предыдущие сутки были тяжеловаты. В безветрии дождь остался за хозяина и зашумел громче. А он сидел и думал – хорошо. Вся прошедшая неделя и половина предыдущей прошли совсем без дождя. И сегодня точно ничего не надо будет поливать. Хотя это было несложно и нравилось ему, однако дождь он уважал не в пример больше водопровода в этом качестве.

Сад шелохнулся под первыми порывами нового ветра. Запахло вишней. Такой вишней-вишней, аж варенья захотелось. Его вишни исправно цвели с ним уже третий раз, он их собирал уже дважды, и в том году даже один раз сварил варенье. Тогда он потешался сам над собой. Зато сегодня он будет завтракать тостами с маслом и своим вишнёвым вареньем. Оставив дождь и вишнёвый ветер договариваться о том, кто в его саду главный, он ушёл спать.

К его удивлению, собаки совсем не против оказались позавтракать хлебом и вареньем. Он вообще не очень разбирался в собачьей еде. Но появившаяся в своё время реклама многочисленных собачьих кормов от лица медиа-кинологов всего мира внушала, что человеческая еда со стола для собак – сущий яд. А вон поди ж ты – уминают за все свои четыре собачьи щёки и варенье, и ореховую пасту, и пироги, и омлеты. Это, конечно, не показатель. Но, если судить по настроению, плохо видным ему зубам, лучше видным ему глазам, ушам и шерсти – всё отлично. И если ещё принять во внимание, что дома они ничего кроме и не едят, то пусть уж сами выбирают – или да, или нет. Если что – на корм ему хватит, хотя он не склонен был согласиться с тем, что его меню – яд для кого бы то ни было. Разве что для рыбок, и то не для всех. Чего-нибудь сварит им, если в один прекрасный день они решат, что больше не в силах выносить пытку блинами и пирогами из здешнего магазина.