Доктор удовлетворенно кивнул и сказал:

– По своей анатомии твой организм идеально подходит для занятий современным пятиборьем. Знаешь, что это такое?

Я отрицательно покачал головой.

– Мало кто знает, хотя это и олимпийский вид спорта. Плаванье, фехтование, кросс, стрельба из пистолета и даже конный спорт – вот что это такое. Настоятельно рекомендую. У нас на заводе единственная в городе заводская секция пятиборцев есть.

– И лошади есть? – удивился я.

– Представь себе, великолепные причем! Завод-то богатый. Может себе позволить. И бассейн у нас свой собственный на территории завода, и тир. Не предприятие, а дом отдыха, – заверил доктор.

– А пистолеты настоящие? – с небольшим сомнением уточнил я.

– Нет, не настоящие. Вместо них из рогаток по мишеням пуляют, – сдерживая ехидную улыбку, сказал доктор.

Когда мы с дядей Пашей вернулись в цех, я набрался смелости и спросил:

– Дядя Паша, а где у вас тут доска почета?

Начальник цеха заулыбался еще шире, заговорщицки подмигнул мне и кивнул куда-то в угол:

– Прямо возле моей кандейки, ну, в смысле, возле моего кабинета. Пойдем покажу: ты должен знать, где начальство заседает.

Кабинет начальника цеха был больше похож на небольшое складское помещение под стеклянным колпаком. Перед ним, в уголочке, скромно висела небольшая доска почета – крепко сколоченный фанерный щит, загрунтованный белой эмульсионной краской. То, что это и есть доска почета, следовало из крупной надписи, сделанной нетвердой рукой доморощенного художника вверху щита. В самом низу все той же неуверенной рукой, но помельче было написано: «Мы придем к победе коммунистического труда!». Казалось, что писавший терзался некоторыми сомнениями по поводу написанных им слов, настолько неровными были буквы. Среди десятка фотографий, прикрученных к стенду обычными шурупами, было и фото моего отца. Правда, его я узнал не сразу. Вначале – только по подписи: «Алексей Петрович Смирнов – мастер цеха, ударник коммунистического труда, вальцовщик шестого разряда». На фотографии отец был в незнакомом галстуке и непривычно молодым. Перехватив мой взгляд, дядя Паша, словно извиняясь, сказал, понизив голос:

– Фотографию скоро менять будем. Твой батя представлен к Ленинской юбилейной медали в честь столетия Ильича. Вот с медалькой-то и фотку обновим. Слыхал про ленинский юбилей? Меньше года осталось!

Я понятливо кивнул. Про этот юбилей нам в школе долдонили каждый день с упорством дятла на уроках учителя и на политинформациях первые классные комсомольцы. В апреле у нас в классе появились три первых члена ВЛКСМ: Лена Вершинина, Ира Жиляева и Игорек Зусман. Это было справедливо, потому что они были лучшими учениками класса. Я о комсомоле даже не мечтал, хотя быть членом ВЛКСМ хотелось очень. Игорь, Ира и Лена комсомольские значки носили с тихой гордостью, а все остальные одноклассники смотрели на них с не менее тихой завистью.

Дядя Паша, поглядывая на часы, повел меня по цеху, рассказывая о станках, рабочих и выпускавшейся ими продукции. Когда мы останавливались возле очередного станка, дядя Паша представлял меня рабочим, трудившимся на них:

– Это наш новый рабочий – Алексей Алексеевич Смирнов собственной персоной. Сын нашего Алексея Петровича.

Рабочие в ответ приветливо улыбались мне, на мгновение оторвав взгляд от своих станков, и продолжали работу, уже не отвлекаясь на меня. Кое-кто из рабочих даже выключал свои станки, подходил ко мне и пожимал руку. Рыбкин, увидев меня, вырубил свой станок и заорал во всю глотку:

– Привет юным собаководам! Да здравствует династия Смирновых, самых малопьющих Смирновых на свете!