– Дети, пойдемте, я покажу вам вольер.

Они свернули налево и вскоре вышли за границы сада. Лужайка, такая же запущенная, как и все остальное, отделяла сад от лабиринта, еще одной грандиозной задумки отца. Всеволод Качур страшно гордился своей идеей и в прихожей на почетном месте висел подробный план. Лабиринт планировался, как развлечение. Место, где дети и взрослые могли бы гулять или играть, гоняясь друг за другом, живая изгородь выше человеческого роста, а между ней дорожки. Его заложили вместе с фундаментом дома и через пять лет, к моменту окончания строительства, он почти достиг желаемой высоты. Для ухода за лабиринтом сначала приглашали специального человека из Черкасс, но потом работу освоил Федюша. Каждый год он немало времени проводил, подстригая изгородь.

Теперь все изменилось. Времена процветания остались в прошлом. Сейчас лабиринт выглядел сплошной зеленой стеной, из которой торчали молодые побеги. Причем стена выглядела совсем не дружелюбно. Она казалась какой-то ощетинившейся и очень-очень плотной.

– Что это, мама? – удивленно спросила Ева. Ян ничего не сказал, только насупился.

– Это лабиринт.

– А для чего он?

– Чтобы гулять там с гостями, весело проводить время.

– Что-то он не кажется веселым, – поежилась Ева.

– Это потому, что дедушка жил один. Гости у него бывали редко и за лабиринтом никто по-настоящему не ухаживал. Но это даже хорошо, что он не кажется тебе веселым. Обещайте, что никогда не пойдете туда одни, хорошо?

– А почему?

– Там можно заблудиться. Это опасно. Обещаете не ходить туда?

– Да, – с готовностью кивнула Ева.

– Ян?…

Сын посмотрел на нее холодным, ничего не выражающим взглядом.

– Ян, я с тобой разговариваю. Ты должен обещать мне, что не полезешь туда сам и не потащишь сестру.

Он молчал, как партизан на допросе. Маленький невыносимый упрямец.

– Ян!

Давай-давай, потяни время еще немного, и ты увидишь, чем все закончится. О, ты удивишься, какие разнообразные формы может принимать гнев и какие он приносит последствия! В последнюю секунду, перед тем как лаве вырваться наружу, Ян сказал:

– Хорошо.

Одно короткое словцо удержало стихийное бедствие.

– Ты обещаешь?

– Да.

– Мам, а с тобой нам можно пойти в этот лабиринт? – спросила Ева.

– Со мной можно.

– Мы пойдем туда?

– Посмотрим.

– Ты всегда говоришь «посмотрим», а сама никогда ничего не делаешь.

– Ты сейчас предлагаешь туда лезть, Ева? Я даже не вижу, где тут вход.

– А вход, наверное, вон там, где круглая арка, – дочь подпрыгивала от нетерпения. – Как интересно! Правда, Ян?

Ян угрюмо молчал.

– Ева, посмотри, как там все заросло, – вздохнула Саша. – Только поцарапаемся. Давай отложим экскурсию, хорошо?

– Ну… хорошо.

В глазах дочери мелькнуло такое знакомое разочарование.

– Прекрасно, тогда пойдем к собакам.

Саша повернулась и пошла через лужайку. Высокое небо было усеяно перистыми облаками, но на горизонте начинала клубиться грозовая мгла. Холодный ветер зашелестел в дебрях лабиринта и неожиданно сильно толкнул ее в спину. В воздухе пахнуло напряжением. Видимо, к ночи все-таки разразится гроза. Собачий вольер находился чуть в стороне, за плоским каменным строением, когда-то выполнявшим функции подсобки, хранилища для всякого хлама, оставшегося после строительства, а также птичника. На новоселье отцовские друзья подарили им пару павлинов. Их определили на постой в подсобку и стали называть ее фермой. Павлины прожили недолго. После смерти мамы и мальчиков отец решил избавиться от них и велел Ксении пристроить птиц. В одно прекрасное утро Федюша сгреб красавцев в охапку, засунул в картонный ящик, и уволок в неизвестном направлении. Саша понятия не имела, что с ними стало.