В саду витал дивный дух цветущих яблонь. Он был куда лучше того, дикого запаха, который она почувствовала в родительской спальне. Впрочем, все позади, это был просто сбой в системе, сейчас все хорошо. Надо же, как зарос сад… Дорожки слабо просматривались среди густой молодой травы, которую в этом году еще никто не косил. Не факт, что косили в прошлом. Повсюду валялись поломанные ветки. Старые качели без матраса смотрелись обглоданным скелетом какого-то животного. Зато запах был чудный; гроздья нежных соцветий щедро осыпали старые деревья и просвечивали розовым. Детей сразу покорил простор запущенного сада, в городе они не привыкли к такому. Бегали от дерева к дереву, то и дело весело перекликаясь, и, казалось, совсем забыли о грустной цели их приезда.

Она бесцельно бродила по саду, узнавая знакомые деревья. Два последних года школы, которые она провела в этом доме, она много времени проводила в саду. Отец купил качели специально для нее. Забравшись на них с ногами, она часы напролет проводила наедине с книгой. Летом на качелях в саду, зимой в кресле в своей комнате. Тихий, мечтательный ребенок, не доставляющий родителям хлопот. Ева такая же, милое существо, а вот Ян другой. На самом деле, Ева очень похожа на своего отца, мужчину-мальчика, а в кого Ян – неизвестно. Он не похож даже на сорванцов-братьев. С рождения особенный, далекий от всех, кроме сестры. Иногда ей казалось, что небесные сценаристы что-то здорово напутали. Если бы все пошло по плану, по глобальному маминому плану, согласно которому все беды и несчастья обойдут их семью стороной, все должно было случиться иначе. У нее родилась бы одна Ева, и мужчина-мальчик до сих пор был бы с ней, улыбаясь по утрам своей застенчивой, головокружительной улыбкой. Он берег бы свою жену Александру, серьезного журналиста, занимающегося проблемами образования или здравоохранения. Не случилось бы никакого «На Говерле», феерического шоу, выстраданного потом и кровью, и каждый день требующего новых жертв – вообще ничего такого не случилось бы.

Она так живо представила себе всю картину, что у нее захватило дух. Они бродили бы сейчас по саду вдвоем, она и мужчина-мальчик, а мама колдовала бы на кухне над праздничным ужином. Братья были бы в Европе, на пару заправляя каким-нибудь футбольным клубом средней руки. Отец каждую неделю мотался бы в свое бюро приглядывать за особенно интересными проектами. Но только у истории нет сослагательного наклонения. Глобальные мамины планы не сбылись. Она умерла, мужчина-мальчик тоже покинул ее навсегда, и теперь она бродит по саду одна, как медведь-шатун. Одна, одна, совсем одна… А где дети? Поймала себя на мысли, что давно не слышала их голосов. Остановилась, оглядываясь, но никого кругом, только яблони в цвету.

– Ева! Ян! Где вы?

Не хватает только потерять детей! А паника уже на пороге, сегодня ей многого не нужно.

– Ян!! Куда вы подевались?

Сын вырос, как из-под земли.

– Мы тут, мам, – сказал он спокойно. Ева возникла рядом и встала за плечом брата.

Понятно, это цветущий сад играет такие скверные шутки. В мелькании светотени не разберешь, что происходит. Не разберешь опасности, не увидишь ее.

А она уже на пороге, опасность. Опасность в твоем сердце. Примостилась там, и внезапно ей стало тесно. Она тряхнула головой, чтобы вытрясти дурные, прилипчивые мысли.

– Я уж подумала, что потеряла вас. Пойдем, посмотрим на дедушкиных собак.

Федюша перед уходом сказал, что собаки заперты в вольере. Даже если с ними что-то не в порядке, никакой опасности нет. Надо было расспросить Федюшу, как обстоят дела, а то Ксения выразилась туманно. Возможно, это просто домыслы скучающих селян. Их хлебом не корми, дай выдумать какую-нибудь страшилку. Ладно, расспросить она еще успеет.