Пока засыпал, я все-таки решил уточнить у хирурга и лишний раз убедиться, что разрез халатика сзади точно ни на что не намекает и моя девственная попа может оставаться спокойной. Понимаю только сейчас, что с моим девственным на тот момент ивритом (только несколько месяцев в стране) и уже под действием наркоза я не вполне точно мог передать врачу мои опасения, и он мог воспринять мои слова не как опасение, а как призыв к действию… Но врач был с кипой и слишком кошерный для этого, а анестезиолог вроде понимала по-русски, и только теперь мне понятно, почему они так ржали.

Процесс медицинского вмешательства занял всего несколько минут, которые я, посапывая, проспал. Уже через пятнадцать минут я очнулся на больничной койке без крайней плоти. В полуобморочном состоянии я приподнял одеяло и внизу увидел очень много бинтов. Бинты я решил не трогать. Через пару часов меня уже выписывали, сперва объяснив, как надо себя там подмывать, а еще что-то про швы и про экстренные ситуации. Проблемы еще не начались, а мне хотелось только как можно быстрее уйти из больницы.

Утром следующего дня я проснулся от ужасной боли, распиравшей меня внизу. Мне никто не объяснил заранее, а сам я никак не мог ожидать такого – наложенные на него швы мешали естественному процессу утренней эрекции, который никто не отменял. Интересно, женщины вообще представляют себе, что ощущает ученик, которого вызвали к доске, или солдат, стоя в линейном ряду, если у них эрекция? То, что ощущает мужчина при эрекции на следующий день после обрезания, лучше себе не представлять. Спросонья мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, что вообще происходит, и, осознав причинно-следственную связь, я призвал себе на помощь самых уродливых женщин, которых я знал и когда-либо видел (а конкретно, представил себе нашу стокилограммовую учительницу иврита в неглиже). Через несколько минут мое богатое воображение помогло, и бунт внизу был временно усмирен. Но долго расслабляться в то утро не получилось – мне еще предстояло менять повязку.

К замене повязки я готовился долго и, оттягивая сам процесс, раскладывал на умывальнике и вокруг него все, что только могло мне понадобиться. Ковыляя в ванную комнату, я отклонил предложение помощи от мамы и проигнорировал полный боли взгляд отца – мой впечатлительный и переживающий папа чувствовал мою боль издалека, но в помощники не годился. Итак, я уединился в ванной комнате. Представьте себе, что вам нужно снять пластырь с раны, которая еще болит. Процесс знаком? Вы сначала пытаетесь это сделать «нежно» – берете пластырь за кончик и медленно отлепляете, пока не понимаете, что по-хорошему нужно как следует факинг дернуть… Как поменять повязку там? Я медленно начал распутывать бинты, но я не был готов к тому, что увидел. Когда мои глаза увидели открытую рану там, красную бесформенную массу в месте, которым мужчины дорожат больше всего, я пошатнулся, и у меня начала кружиться голова. Мне хотелось кричать и материться – что эти бляди с ним сделали?! Видимо, в предобморочном состоянии хватаясь за шкаф, чтобы не упасть, я что-то опрокинул, и сразу же из-за закрытой двери услышал мамин голос: «Рома, что случилось?» Я еще не успел ничего ответить, как она спросила: «Тебе нужна помощь?» Угроза помощи помогла мне прийти в себя и более решительно взяться за процесс. Помните фильм «Ронин», когда Де Ниро помогает оперировать себя и говорит: «А сейчас я отключусь?» Я менял себе бинты на нем еще до того, как сняли тот фильм! Сказав маме, что у меня все в порядке, кое-как сняв бинты и наложив вместо них новые, я растянулся на полу ванной комнаты весь в холодном поту и пролежал так минут пять без сознания, пока мама снова не поинтересовалась, все ли со мной в порядке.