– Вы дежурили в ночь происшествия? – осведомился следователь, перебивая словесный поток.

Александр Павлович подтянулся и кивнул.

– Вы покидали отделение?

– Да. Около двух часов ночи меня вызвали в приемное отделение.

Следователь удовлетворенно замычал, зная уже, что Кумаронов был, согласно предварительному заключению эксперта, убит приблизительно в это же время.

– Расскажите подробнее, – велел следователь. – Зачем вас позвали? Кто конкретно?

Прятов застенчиво улыбнулся и развел руками:

– Я и сам не пойму. Это была какая-то ошибка. Или чья-то дурацкая выходка. Я спустился вниз, но мне сказали, что я им не нужен. Я прошелся по кабинетам, поискал – мертвая тишина…

Он рассказывал возбужденно, в неподдельном волнении.

– Кто, по-вашему, мог сделать ложный звонок?

Александр Павлович вскинул брови:

– Да кто угодно. Здесь такой бардак… Даже больные могли подшутить. Нет, что это я – наверняка больные… Они однажды добрались до громкой связи в гинекологии и всем велели явиться в ординаторскую без трусов…

Следователь не улыбнулся, только вздохнул.

– И сколько времени вас не было?

Александр Павлович пожал плечами.

– Полчаса. Сорок минут…

– Сорок минут ходили по кабинетам?

– Я постоял в вестибюле, подождал – мало ли что… Покурил в туалете…

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы именно постояли и покурили?

Прятов задумался.

– Сестры приемного покоя… я же говорил с ними, когда спустился.

– Когда спустились, вот именно. Вам ответили, что вас никто не звал. А дальше? Эти сестры – что, пошли с вами по кабинетам? И в туалет с вами пошли курить?

– Нет, – Прятов опустил голову и уставился в пол. – Обычно они ходят, но на этот раз не пошли. Я был один.

Он подумал о гинекологе, которого видел в смотровой, но тот был настолько занят, что на него нечего было надеяться.

– А вы их звали с собой?

– Не звал, к сожалению.

– Понятно. Кем был принят звонок?

– Медбратом, его зовут Михаил.

– Вы сами не разговаривали с тем, кто вас якобы вызвал?

– Нет, только он. По местному телефону.

Следователь перевернул лист и задумался.

– Что вы можете сказать о поведении вверенной вам палаты в ночь вашего дежурства?

– Все было тихо.

– Вы заходили внутрь проведать больных?

– Нет, не заходил.

– Почему? Это ведь входит в ваши обязанности?

– Не совсем так, – лицо Александра Павловича пошло красными пятнами. – Среди них нет острых больных, требующих постоянного наблюдения. Им оказана помощь, они проходят стандартный курс планового лечения. Никого не лихорадит, ни у кого не расстроен кишечник. Не было никакой надобности заходить и проверять. Когда кто-то нуждается в наблюдении, мы так прямо и пишем в истории болезни, в листе назначений: наблюдение дежурного врача.

– А кто писал назначения для девятнадцатой палаты? Не вы ли сами?

– Я сам.

– Понятно. Значит, вы самостоятельно решали, кого вам наблюдать, а кого – нет?

– Получается, что так.

– Хорошо, – следователь подробно все записал. – А как же соблюдение режима? Точнее, его нарушение? Давайте говорить начистоту: дело выглядит так, что ночью в отделении состоялась пьяная ссора, и кто-то ударил вашего больного бутылкой по голове, в туалете. Как же могло получиться, что вы не в курсе?

– Было очень тихо, я повторяю, – не сдавался Прятов. – Насколько я понимаю, все произошло, пока меня не было. В отделении оставался средний персонал: медбрат и медсестра. Спросите у них.

– Спрошу, – зловеще пообещал следователь. – Что вы можете показать о потерпевшем?

– Ничего ценного, – быстро ответил Александр Павлович, думая о жалобе – успел ее написать Кумаронов или нет? Отправить по назначению, судя по поведению Дмитрия Дмитриевича, не успел точно.