– Я не заметил, – осторожно ответил медбрат.

– А проверяли?

– Проверяли, – энергично закивал тот. – Я же говорю – инъекции, моча…

– Это перед сном, – не отставал следователь. – А после?

Миша уставился в пол.

– Не стану же я заходить каждую минуту… В инструкции не сказано.

– А к тяжелым больным? – Из рассказа Прятова следователь, конечно, помнил, что никого особо тяжелого в отделении не было.

– Нету таких, – сказал Миша, подтверждая тем самым слова доктора.

Следователь разочарованно дописал страницу и перевернул очередной лист.

– Ну, допустим. Давайте о звонке, которым вызвали дежурного врача. Вы помните, во сколько это было?

– Около двух часов ночи. Очень хорошо помню.

– А почему вы вдруг запомнили?

– Ночью, когда звонят, всегда почему-то на часы смотришь.

– Допустим и это. Вы принимали звонок? Или кто-то другой?

– Точно так. Я принимал.

– Вы узнали голос?

– Нет, – честно признался Миша и даже слегка поежился. – Он мне знакомым показался, но каким-то необычным. Как будто душил его кто, что ли… Жутковатый голос, нечеловеческий даже.

– Мужской или женский?

– Черт его знает, – Миша развел руками.

– И вы не стали выяснять?

– Да чего выяснять, у них в приемнике каждый день люди меняются. Всех не упомнишь. И гнусавые попадаются, и хрипатые, и с кашей во рту…

– Ну, хорошо. А если это чье-то хулиганство? Вы об этом не думали?

Миша непонимающе заморгал.

– Глупая шутка, – смягчил формулировку следователь.

Тот неопределенно пожал плечами, вспомнив о малолетках с педиатрии. Они, больше некому.

– Пробежится доктор – и ладно, здоровее будет? – в голосе допрашивающего обозначилось прокурорское ехидство.

Миша сделал некий жест, допускавший произвольное толкование.

– Дальше что было? – осведомился следователь, выдержав неодобрительную паузу.

Миша вдруг зевнул: широко, сладко.

– Дальше охранник пришел.

Следователь весь подобрался, глаза его зажглись:

– Охранник? Зачем? Кто его звал? Тоже незнакомый голос?

Странности минувшей ночи постепенно начали доходить до Миши. Впервые на его лице появилось некоторое подобие тревоги.

– Вот ведь черт! Он сказал, что мы его и вызвали…

– Но это было не так, я правильно понял?

– Не так. У нас была тишь да гладь. Он походил по палатам, посмотрел…

– В девятнадцатой был? – быстро спросил следователь.

Миша кивнул.

– Был. И в девятнадцатой, и не только. Все на месте, сказал. Да я с ним сам ходил в девятнадцатую…

– И в туалет заглядывал?

– Не знаю. С него станется. Я не смотрел.

– Так, – следователь отложил ручку и побарабанил пальцами. – Где он сейчас?

– Дрыхнет, небось, внизу, если домой не ушел.

Следователь, прихватив протокол, встал, распахнул дверь и зычно позвал кого-нибудь; на зов прибежал не кто-нибудь, а лично Васильев. Ему было поручено немедленно связаться с приемником и принять меры к задержанию охранника до особого распоряжения. А лучше – сразу тащить его сюда, на этаж.

Поджав губы, следователь вернулся за стол.

– Что потом? – спросил он уже равнодушно.

– Потом вернулся доктор, – ответил Миша. – И лег спать. И мы легли, – он немного смешался, употребив множественное число.

– «Мы» – это вы с дежурной сестрой? – немедленно и безошибочно вцепился в местоимение следователь.

– Да, – бесшабашно сказал Миша, глядя ему в глаза. – У нас одно помещение, для всех. Притесняют средний персонал.

– Понятно. То-то вы расстроены. О дальнейшем, я полагаю, спрашивать бессмысленно. И все же, для протокола – может быть, вы что-то слышали? Может, видели?

Миша с фальшивым сочувствием покачал головой.

– Как можно? Зачем мне скрывать? Мне пока на нары не хочется…

– Сразу и нары, – осклабился следователь.