– Не смей! – загремел Альк, отшвырнув от себя кубок.

Стало очень тихо, было слышно, как шипит в графинах пенный квас.

– Что он сейчас сказал? – осторожно переспросил Кэрсо-Лас.

– Пообещал покончить с собой, если ты не свернешь ему шею, – великодушно пояснила Гаитоэранта.

– Не обязательно, – тихо возразил Альк, – воины не погибают на турнирах, для этого есть настоящие битвы. Обычно бой кончается незначительными повреждениями, впрочем, при тяжелых ранениях наши лекари используют воду целебного источника.

– Соглашайся, что уж делать, – вздохнула Марина, переходя на русский язык, – треснешь его клинком плашмя по глупой башке и пусть внукам рассказывает, что дрался на дуэли с Ветром.

Кэрсо-Лас улыбнулся.

– Ладно, согласен, – сказал он на языке калатари.

Половина стола ахнула от ужаса, вторая от восторга.

– Повяжите ленту на рукав, – вновь заговорил Альк и когда все было готово, добавил так громко, чтобы все за столом это слышали, – Чтобы не произошло теперь, пусть это будет уроком всем прочим, гордость порой лишает разума самых доблестных из нас и еще, – он выдержал эффектную паузу, – Я запрещаю настаивать на принятии вызова, отныне и на века – никто не смеет угрожать чем бы то ни было, просить и умолять отклонившего вызов!

– Это не справедливо! – раздался одинокий голос.

– И еще! – повысил голос Альк, – Если вдруг кто-то найдет иной способ вызвать наших гостей на поединок и, тем более, на магический, я прошу кого-то из них прямо сейчас явить свои таланты, чтобы охота такая отпала у каждого гордеца. Я прошу вас.

Кэрсо-Лас, Марина и Гаитоэранта поднялись со своих мест, прекрасно понимая, что если подобный Тинтониэлю вызвал бы кого-то из них на магический поединок, всей целебной воды города не хватило бы, чтобы спасти бедолагу.

Кэрсо-Лас исчез и вновь возник в воздухе под самым потолком, послав вниз слепящую вспышку, из которой материализовались вооруженные серебристыми клинками безголовые, крылатые воины, которые развернули между собой короткий, жестокий поединок. Мечи со свистом рассекали воздух, один по неосторожности опустился на спинку стула Марины и стул разлетелся на мелкие осколки. Калатари чуть не открыв рот, наблюдали за происходящим. Воины в миг рассеялись в воздухе, а Кэрсо-Лас неподвижно завис в невидимом кресле.

Гаитоэранта выбросила вперед руку, поймала в пустоте пылающий кнут, обернула его вокруг себя, вспыхнув словно свечка. Послышались вопли ужаса, когда, разлетевшиеся от горящей руки брызги подожгли все свечи люстр и боковых светильников, ошметки ревущего пламени оставляли черные выгоревшие следы на мраморном полу. Марина пошла ей навстречу, с каждым шагом все меньше напоминая человека из-за окруживших ее силуэт волн. Пламя зашипело и остановилось, волна разбилась о ближайшую стену, с ног до головы окатив всех замерших в немом восторге и ужасе калатари прохладной соленой водой. Марина вновь обрела привычный облик, оставшись совершенно сухой, Гаитоэранта и Кэрсо-Лас также вернулись к столу, безусловно, довольные представлением и произведенным эффектом.

На Тинтониэля было страшно смотреть: мокрый, бледный, в глазах первобытный страх, руки дрожат. Марина взмахнула рукой и вода исчезла, смыв сажу с пола и стен.

Альк поежился, очевидно, он также не представлял истинного могущества своих гостей.

– Вы не произносите заклинаний, – с трудом выговорил Абегаэль. Его слова нарушили могильную тишину, дав знать, что жизнь продолжается.

Калатари зашевелились, зашептались, задвигались стулья, в кубках вновь заплескалось терпкое вино.

– Нам это не требуется, – с видимым удовольствием пояснила Гаитоэранта.