– Рил, Риллан, надо же, – в который раз усмехнулся брат. – А ведь и правда, мальчишка совсем без косы, в жизни не догадаться.

– Ты молодец, Дрим. А у меня сердце в пятки ушло, как подумала, что ты меня сейчас по имени назовёшь да домой отправишь. А Риллан, по-моему, хорошее имя, мне нравится. Кстати, а где Эдвард?

Впервые с момента их встречи улыбка покинула лицо Дрима.

– Ушёл твой Эдвард от нас. Перешёл на тёмную сторону. И не смотри на меня так, я не вру. Земля эта проклята, тут волшбы столько творится, что в людях часто маги просыпаются. Вот и Эд колдуном оказался. Всё мрачнел день ото дня, а потом мы пленного взяли из тёмных, молодой был – вот и попался. Эд с ним весь вечер о чём-то шептался, а ночью ушёл, только записку оставил.

– Так не может быть, его похитили! – поверить в то, что Эд, которого она всю жизнь знала, с которым Дрим был не разлей вода, мог перейти на сторону врага, она не могла.

– Может, не может, а только мы его видели во время следующей атаки. Двоих ребят его заклинанием убило.

В глазах потемнело, хотелось кричать, но горло иссушил едкий привкус гари. Это сгорел последний мост в прошлое. Не было больше Анариэль, не было у неё ни родных, ни дома, ни жениха, умерла она от горя, сгинула. Остался только Рил, он мальчишка крепкий. Да и что ему? Ну, переметнулся друг брата во вражий стан, зато брат живой, хоть и повзрослевший за год не в меру. Вот сидит напротив, смотрит исподлобья, в стакан подливает.

– Выпей, Рил, легче станет. Выпей, – говорит Дрим и старается снова улыбнуться, как будто не произошло ничего. Молодец, с детства с ним дружим, знает как облупленную (то есть облупленного), все мысли наперёд угадывает.

Вино обожгло горло, смыв с него гарь и тлен, приятно обогрело желудок. Вот и началась твоя служба, Рил. Обычная серая служба, чтобы не вспоминать, и вино, чтобы забыть.

И только на задворках сознания стоял зелёный рыцарь с дороги, Лодинг. Стоял и печально улыбался тот, кто последним видел Анариэль.

Жизнь на границе была по-походному простой и по-военному суровой. Здесь учились сражаться и убивать, лечили и лечились, встречали врага и давали ему отпор, а потом хоронили и поминали убитых. Жаркое лето сменила серая осень. Рил прижился на границе, стал своим. Казалось, мальчишка и родился в этом лагере, и только Дрим иногда по ночам слышал тихие всхлипы девушки, а не юноши, но ничего с этим не мог поделать, хоть и хотел бы. А Рил учился жить, он ведь, по сути, недавно родился, вот и приходилось учиться всему. Окружавшие их воины не замечали подмены и приняли в свой круг мальчишку, оберегая его как сироту и из-за того, что он казался самым юным среди них, хотя сюда каждый год прибывали шестнадцатилетние, а Анариэль на самом деле уже исполнилось семнадцать.

За осенью, полной дождей и грязи, пришла зима, и с первыми метелями Рила потянуло в сторону гор. Ночью он ворочался и стонал как в бреду, а днём глаз не мог оторвать от серого силуэта гор.

– Что там? – однажды спросил он у Дрима, указывая туда, куда звало его сердце.

– Горы, просто горы. Они ничьи, ни наши, ни их. Нет там ничего. Хотя, погоди, есть там одна башня, Башня Связи называется. Но туда смертным путь заказан. Гиблое место, туда только колдуны суются, – ответил Дрим. Хотел ещё сказать, чтобы не вздумал Риллан туда идти, но понял: всё равно пойдёт. Легче было реку вспять повернуть, чем заставить эту упрямицу отказаться от задуманного.

Замело поля белой смертью,

И деревья крестами встали.

Мне бы выйти из этой клетки

Сквозь разбитые ветром ставни.

Холодный ветер пробирал до костей, несмотря на самую теплую одежду, какую ей удалось раздобыть перед самоволкой в горы. Это была совсем не башня на самом деле – просто две огромные пещеры, вырубленные в чёрной скале. Каждый провал охраняли две статуи: правый белые изваяния человека и лошади, а левый – чёрные, дракона и кого-то отдалённо напоминающего человека.