– Бог простит, Иван Гаврилыч. Все, можете садиться за стол, а я пока чай заварю из молодых трав, которые девушки вчера собрали, – сказав это, она пошла в дом, приложив руку тыльной стороной к пояснице. Это было ее обычное положение руки при ходьбе с пустыми руками.

Марья Петровна столько времени проводила на кухне, что придумала целую систему, как отдохнуть, не отдыхая. Если что-то взбивала венчиком в миске, она прикладывала локоть на стоящий рядом со столом шкаф и укладывала туда голову, резала все только сидя за столом, положив при этом ноги на маленький, стоящий под столом, табурет. В храме все знали, что левый угол проема в притвор занимать нельзя, там стоит Марья Петровна. Она прислонялась к углу спиной, подложив под поясницу руки, а иногда даже, когда совсем была уставшая, клала голову на этот угол и так молилась.

Марья Петровна была на особом счету у Ивана Гаврилыча, потому что после смерти Татьяны Семеновны, матери Анны, она помогала ему во всем, что касалось воспитания дочери.

Заморских учительниц Иван Гаврилыч не желал выписывать, чтобы те не испортили светлую голову ребёнка своими просветительскими штуками. Образованием Ани занималась тётка, а бытовым вещам училась Аня у рукодельницы Марии Петровны. Она была вдовой и снова замуж не собиралась, хоть и сватались к ней мужчины, даже не маленького достатка.

Ивану Гаврилычу тоже представлялись разные дамы, так как мужчина он был видный и без дурных наклонностей, имел чин приличествующий двору доходную усадьбу с 5 деревнями и просторную квартиру в Петербурге.

Птицы не переставали щебетать наперебой с разговорами людей, выполняющих работу на дворе и так же, как и люди бегали по нему с разными веточками и букашками. Было забавно видеть, как они обходят, друг друга, не боясь и не мешая.

– О, ветер влажный подул. – прервал своей фразой Анино наблюдение, почавкивающий Иван Гаврилыч, – знать, дождя надо будет ждать.

– Нужен уже дождик, – включилась в беседу Аня – деревьям умыться надо, полям всходы напоить. А какой воздух станет…

Аня завела от удовольствия глаза. На что Иван Гаврилыч рассмеялся и добавил

– Н-да, мечтатель ты знатный. Вон уже сколько насочиняла. Кабы ни твой возраст, сидеть бы тебе еще в девках. Мне сегодня надо будет со Стефаном к деду Филиппу заехать. Каких-то он трав по заказу Марьи Петровны уже заготовил. Тебе ничего у него спросить не надо?

Дед Филипп был местный травник. Никто не знал сколько ему лет. Жил он уже очень давно, но был бодрым и здоровым. Умудрялся даже с молодёжью в горелки играть. Слава о нем разнеслась на многие версты вокруг. Со всех соседних селений приходили к нему люди за целебными травами от разных недуг.

– Нет, тятенька, мне дедушка в прошлый раз много дал трав, а у меня почти ничего не болело, – ответила Аня, подбираясь к рыбному пирогу.

– Ооох, чаек знатный. Молодцы девоньки, вчера на славу листочков, цветочков насобирали, – продолжил тему трав Иван Гаврилыч. – Мне даже не нужно из города чай аглицкий везти, у нас тут вон какие плантации вкусностей, – сказал он это прихлебывая травяной чай из широкой чашки. – Хотя нет, – добавил он – там вкус другой, да и что скажет Пётр Лукич. И так меня «деревней» кличет, сам как будто в деревне не живёт, – ухмыльнувшись отвалился на стул Иван Гаврилыч.

– Да-а-а, Пётр Лукич знатный шутник. Как он тебе тогда лошадь ряженую прислал, – засмеялась Анна, – а кур крашеных на Пасху.

– Да помню, как дворовые бабы этих кур перепугались, – ответил Иван Гаврилыч, – поди знай чаво от него на Троицу ждать.

Усадьба Петра Лукича стояла совсем недалеко от усадьбы Ивана Гаврилыча. Они дружили ещё при жизни Татьяны Семёновны, а после её смерти Пётр Лукич все время старался подбодрить друга то шуткой, то розыгрышем. Это он подарил тех 3 гончих, что почти всегда вились возле Ивана Гаврилыча, и это он приучил его к охоте, так как сам был охотник заядлый. Жизни себе не представлял без неё, и разговоры все сводил к ней. На все всегда находилась история, которая случалась непременно на охоте.