«…Там, в тёмном гроте – мавзолей.
И – скромный дар вдовы —
Лампадка светит в полутьме.
Чтоб прочитали вы
Ту надпись, и чтоб вам она
Напомнила сама —
Два горя: горе от любви
И горе от ума»
Аня рассказывала туристам и про многих других, кто там похоронен, и про Бараташвили, и про Церетели, про Табидзе и стихи этих поэтов читала. Туристы потом так горячо благодарили Аню, а некоторые чуть ли не со слезами на глазах. Ане это было приятно, она любит, когда её хвалят. И вообще она любит декламировать стихи, а туристы такие благодарные слушатели.
Тем временем одноклассники Ани остановились у Храма. И тут произошло то, чего Аня никак не ожидала. Ахмед вдруг предложил зайти в Храм. От такого предложения, Аня, воспитанная в атеистической семье, отнюдь не пришла в восторг, а даже совсем наоборот. К тому же Аня была председателем Совета Дружины пионерской организации всей школы, несмотря на то, что была всего-навсего пятиклассницей. Но на Совете Дружины её кандидатуру выдвинули пионеры из старших классов, да и пионервожатая сказала, что Аня справится. И тут на глазах председателя Дружины школы такая идеологическая диверсия. Аня выступила вперёд и в самых идейно правильных формулировках выразила своё сомнение в уместности такого действия как вход пионеров в действующий Храм.
Слова её были восприняты со всей серьёзностью, но не в том направлении, в каком она ожидала. «Верно! Пионеры ведь – враги церкви. Надо сначала пионерские галстуки снять, а потом заходить». Кто это сказал, Аня не помнила, но Назико уверяла её потом, что так сказал именно Ахмед. Может он и не первый это сказал, но что убеждал потом всех снять и спрятать галстуки – это точно. И сам сделал это первый. А остальные последовали его примеру.
Аня не раз, в том числе и с самых высоких трибун, читала стихотворение «Как повяжешь галстук, береги его, он ведь с красным знаменем цвета одного», и читала это стихотворение совершенно искренне. Поэтому гордо и непримиримо выразив всем своё осуждение и порицание, Аня развернулась и пошла домой. С Аней вместе ушла Диана, и не только потому что была председателем совета отряда их класса, но и просто доброй девочкой, решившей поддержать Аню в таких обстоятельствах.
Дома Аня сначала поплакала, а потом стала читать мамин учебник по атеизму и религиоведению. Там было написано, что тяга людей к религии и церкви обусловлена тяжёлыми условиями жизни, что «религия – это вздох угнетённой твари», и отсталость людей, выражающаяся в тяге к религии, носит конкретно-исторический характер. Более того, в некоторых конкретно-исторических условиях даже допускается приём в партию верующих. В пионеры же во времена Ани принимали уже всех.
Все конкретно-исторически отсталые одноклассники сразу же были ею прощены, кроме Ахмеда. После этой истории Аня больше не отвечала на его приветствия. Напрасно он улыбался при встрече и говорил: «Здравствуй, моя учительница!», Аня не удостаивала Ахмеда даже движением ресниц в его сторону.
Безрадостно прошла весна. И даже цветение любимого миндального дерева, что росло возле лестницы по верхней школьной дороге, не вызывало у Ани ничего, кроме щемящей печали. Белые лепестки опали, дерево покрылось молоденькими листьями, а потом на месте цветков появились маленькие зелёные плоды – будущие орехи.