Анисья же сделала вид, что боле не слушает его, вернувшись обожаемым взглядом к бледной девочке. И Тимофей, так и не дождавшись от неё ни слова, вышел прочь.

4. Глава 3

Темно ещё было на улице, морозно. А в лесу так и подавно. Совы ухали, деревья скрипели, что живые, да не с душой. Но Тимофей брёл, едва переставляя ноги, утопая в сугробах, что за ночь намело, но останавливаться не хотел, раздосадованный недавней сценой.

«Кто она такая? Да откуда вязалась?» - всё крутились в голове недобрые мысли, не предвещавшие ничего хорошего. – «Совсем старой мозги запудрила, али, чаво доброго, заколдовала».

И ёжился, вспоминая недобрый взгляд Анисьи, направленный в его сторону. Словно и её подменили. Так, кряхтя да собирая хворост, блуждая по лесу да в своих недобрых мыслях, старик вдруг осознал, что заблудился. Ещё этого не хватало! В своём родном лесу, да так глупо!

И сам не понял, как это произошло. Вот вроде шёл, по кустам знакомым, да соснам вековым. И всё ж заплутал его Леший! Завёл, куда не нать!

Тимофей остановился, желая успокоиться. Закрыл глаза, да воздух из лёгких выпустил. Поднялось ввысь облачко пара, а по спине пробежал озноб. Рукавицы на руках затвердели от мороза, и пальцы под ними белеть начали. Ох, лихо одно не приходит! Да не сгинуть бы здесь, об эту пору…

Но силы иссякли, да и выдержка была на исходе. Сутра ведь не емши ушёл, дверью хлопнув, а сейчас живот сводило. Да и пить хотелось нестерпимо. Устал, но знал, что останавливаться нельзя. Тогда точно Карачун придёт, а он не тётка – не пожалеет. Но тут судьба сама решила. Споткнулся старый, зацепившись за ветку, да ухнул в сугроб, при этом больно приложившись коленями. Ох, чертовщина какая-то!

Долго ли он так просидел, не зная, ка подняться, да только смириться решил, хоть и дюже страшно было! Но тут если не стужа, так волки, всё одно помирать. Да только б в старости не так оно хотелось, чтобы люди потом чертыхались, проходя мимо этого места. А вдруг до весны не найдут то, что от него осталось? Тогда и вовсе лес гиблым нарекут…

И тут он услышал шаги. Уши его, хоть и были слабы, но сейчас слух обострился. Ужель как правда? А может мерещиться? А может сама смерть к нему подкрадывалась? Ой, жутко, страшно…

Замер Тимофей, но сам надежды не терял. Кто-то приближался, да вроде как человек, хоть и не особо большой… Да это ж Лель, соседский мальчишка!

- Эй-ей! – позвал он его ослабшим голосом. – Помоги, сынок!

«Уж если самому не по силам, так, можа, подмогу приведёт» - обрадовался старик.

Мальчик, невысокий, коренастый крепыш лет двенадцати, в отцовском тулупе и шапке из заячьей шкуры, быстро замотал головой. А увидев старика, сидящего прямо в сугробе, бросил свою охапку только что набранного им хвороста, и поспешил к тому.

- Дядь Тимофей! А ты что тут расселся?

Слёзы потекли из глаз старика, завидевшего знакомую душу.

- Заблудился я, дурак старый, в трёх соснах! Никак выйти не мог! А тут вот ещё споткнулся… Думал уж всё, помирать мне, глупому…

- Эээ, дядь Тимофей! – совсем по-взрослому возразил ему мальчишка, принявшись помогать тому встать. – Ты ж мне обещал ещё кой чего… Помнишь? Свистульку из дерева вырезать. Уж больно Алёнке они нравятся, любит их сестрёнка!

- Дык… я… - закряхтел старик, едва справляясь с собственным телом, замёрзшим да затёкшим. – Научу, Лель, научу…

Мальчик перекинул его руку через своё плечо и, придерживая дряхлое, да благо, не увесистое тело, повёл прочь из леса. Он пыхтел и потел, раскраснелся даже, но от своего не отступался. А Тимофею стыдно было, да жить тоже ещё хотелось, хоть и старость пришла. Да и Анисья ещё… Пропадёт она без него! Вот дурь из башки выветрится, и заживут они лучше, чем прежде. А если приживалка ей эта нужна – так что ж, пусть будет…