Пит разочарован. Даже до драки не дошло.

– Телячьи нежности, – ворчит он, за что получает от меня подзатыльник.

Фиолетовая челка в очередной раз выскальзывает и, рассвирепев, Кошка начинает перетряхивать все баночки и коробочки в поисках заколки. Я думаю, что теперь мне точно лучше убраться, чтобы не попасть под горячую руку, к тому же у меня было дело к нашему великому и всемогущему.

– Сумрак тут? – спрашиваю.

– Был у себя, – Кошка находит невидимку и втыкает ее абы как. – Сходи посмотри.

Возле комнаты Сумрака слышно отвратительное бренчание – он точно у себя. Нахожу его сидящим на кровати с варганом в зубах. Ненавижу этот инструмент, который я бы никак не назвал музыкальным. Мне кажется, он годится только чтобы распугивать крыс. Интересно, существуют ли люди, которые находят эти мерзкие звуки приятными? Сумрак похож на рок-звезду. В мятой черной майке и потертых штанах такого же цвета. На руках браслеты, целое множество браслетов! Кожаные плетения, бисер, бусины из дерева, застывшей лавы и смолы. На каждом пальце серебряный перстень, на каждом перстне символы, одно ухо закрыто сплошной серьгой, другое проколото маленькими колечками по всему хрящу. Его можно сфотографировать прямо сейчас, вот в этой самой позе, с варганом в зубах – отличный выйдет постер. Рок-шаман нового времени.

Я захожу в его комнату, а он даже не открывает глаз, тихо произносит, перестав бренчать:

– Ты пропах больницей и дешевым виски.

И я сразу забываю, зачем вообще к нему пришел и что хотел сказать. Откуда он знает, где я был и чем занимался?! Как сумел заглянуть за границу разрыва?! И почему произнес это с таким желчным привкусом упрека?

– Мне не нравится это твое увлечение, – добавляет он, как бы между делом.

А вот это уже наглость!

– Какое именно? – уточняю я. – Пить? Спасать чужие жизни?

– Нет. Отнимать.

Если бы мы не были друзьями, я бы точно дал ему сейчас по морде. За то, что он следит за мной по обе стороны. За то, что высказывает свое дурацкое мнение, которое никто не спрашивал и которое никому не интересно. Мне-то уж точно! За то, что, имея почти безграничные возможности, он предпочитает сидеть в этой консервной банке, дергать язычок варгана, и делать вид, что все происходящее лично его вообще никак не касается.

– А мне не нравится то, что ты сидишь тут, бренчишь и рассуждаешь вместо того, чтобы хоть что-нибудь для нее сделать! – рычу я.

Он, наконец, смотрит мне прямо в глаза:

– А что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я теряю терпение.

– Черт подери, да все что угодно! Спас ее, исцелил, привел сюда! Ты же можешь!

Сумрак нисколько не меняется в лице, отвечает спокойно:

– Ничего из этого я сделать не могу. Яр, я не всемогущий.

Он называет меня по имени и меня передергивает. Мы не произносим своих настоящих имен, – у них есть магическая сила возвращать. Я этого не боюсь, но мне все равно неприятно.

– Я видел, как ты поднял человека из инвалидного кресла! – не унимаюсь я. – Он встал и начал ходить!

Сумрак пронзает меня космической чернотой своих глаз. На самом их дне лежит истина и, если ты не готов ее принять, лучше не дотрагиваться до нее. Избегать всеми возможными способами. Но Сумрак сам достает ее и сует мне под нос:

– Значит, ты не понял то, что увидел.

С ним невозможно разговаривать. Вещи, которые кажутся ему очевидными, для меня за пределом разума. Он не станет объяснять. Это как пытаться рассказать про воздух или толковать о том, что такое время – получится много слов, в сущности, не говорящих ни о чем. Однажды поняв что-то, ты несешь это знание в себе и никому не можешь передать. Каждый забирает у мира лишь свое, и мне становится не по себе, когда я вижу, сколько сумел уместить в себе Сумрак. Слишком много для одного человека. Слишком много, чтобы продолжать считаться человеком.