Я несколько раз глубоко вдохнула, прежде чем начать. Возможно, стоило сначала записать свой сон. Но мне и сейчас ничто не мешало это сделать. Я положила трубку, взяла лист бумаги из принтера и ручку.

Вскоре после этого я снова позвонила Варду.

– Я была где-то с моим братом. Точнее… он был похож на моего брата, но это был не он. Скорее всего, это был Эрро. Глаза-щелочки, все лицо в соплях, а шел он как робот, рывками, ноги как деревянные. Рядом с нами шел священник в белой рясе. С большой связкой ключей в руках.

Пип.

«Даже не думайте, что я закончила, менейер Лейдеман», – угрожающе подумала я.

И снова нажала на зеленую кнопку.

– Сначала мы были… во дворе дома, что ли. Там росло много разных трав. А потом… Мы прошли через низкий дверной проем и оказались в темном коридоре. С обеих сторон в стенах были проемы, закрытые решетками. А за ними…

Рассказывая все это, я будто вновь оказалась там. Безмолвные лица с темными глазами. Они смотрят на меня. Пальцы с такой силой обхватывают прутья, что даже в слабом свете я вижу их бледные костяшки.

– Глаза, – сдавленно продолжила я. – Очень страшные глаза. Заключенных, как я поняла.

Пип.

И еще раз.

– Нас тоже закрыли. Нас с этим Эрро. На сене лежало сложенное одеяло. Эрро упал на него, не говоря ни слова. «Отдохните пока, – сказал мужчина в белых одеждах. – Я сейчас принесу вам что-нибудь поесть». Я села рядом с Эрро. Его трясло от страха. Я попыталась его успокоить, но он лишь лежал и дрожал. Человек в белом вернулся. Мне он дал кусок хлеба, а Пабло, в смысле Эрро, – миску супа.

Пип. Так мало-помалу и Вард проснется.

– Затем, думаю, мы легли спать, но я проснулась посреди ночи от скрежета – кто-то пытался открыть дверь, а потом в камере появился ангел. Белый ангел с нимбом, тихонько повторявший: «Эрро, Эрро».

На этот раз я не стала дожидаться, пока автоответчик остановит меня своим «пип». У меня не было сил продолжать. Я сделала несколько вдохов и выдохов. Встала с кровати. Сходила в туалет. И только после этого снова позвонила.

– Было еще очень темно, когда кто-то пнул дверь в камеру и крикнул: «Подъем! Вам скоро ехать!»

Я хотела разбудить Пабло. Он больше не дрожал. Я его тянула, толкала, звала, но было такое чувство, будто я толкаю матрас или мешок с палаткой, что-то очень тяжелое. И тут зашел человек в белом хабите. Он встал на колени рядом с Пабло, поднял ему веко и сказал: «Он умер». А я… я… В ту же секунду мне показалось, что я сижу на вершине горы, совсем одна. Вокруг все почернело. Я выла, как раненый зверь. И от воя проснулась.

Я старалась говорить быстро, но, возможно, последнее предложение не успело записаться. «Ничего страшного, – подумала я. – Он же мне перезвонит. И мы обо всем поговорим».

Я положила телефон на колени и стала ждать. Сердце билось со страшной силой, мысли путались. «Это нечестно, – крутилось у меня в голове. – Нечестно».

Часы показывали семь, а Вард мне так и не перезвонил. Я полистала учебник по немецкому, но не могла сосредоточиться на текстах. Полвосьмого: когда моя жизнь еще была нормальной, в это время я обычно уже полчаса как стояла под своим огромным тропическим душем, рассматривая мозаику на стене, которую папа заказал по моей просьбе. Это репродукция мозаики из базилики Сан-Марко, с той сценой, где Ной выпускает голубя. Сперва отец был против, потому что золотые кубики на заднем плане оказались безумно дорогими, но в итоге уступил. Скорее всего, он решил, как здорово будет рассказывать друзьям об утонченном вкусе и твердом характере своей десятилетней дочери. Анна всегда считала эту затею смехотворной: за такие деньги можно было бы сделать ремонт в четырех ванных комнатах, говорила она. Но у Анны, в общем-то, не особо развито чувство прекрасного.