– Я бы расценивал это как один из вариантов, хоть и осознаю, что он выходит за рамки традиционной психотерапии. И раз уж я заговорил на ненаучном языке: некоторые утверждают, что люди иногда могут видеть то, что происходило с ними в прошлой жизни.

– Реинкарнация, – догадалась я. – Но ведь все это полная чушь?

Вард едва заметно пожал плечами.

– Насколько мне известно, убедительных доказательств не существует, но и опровергнуть это пока никому не удалось.

Я задумалась над его словами. После всего, что я прочитала в интернете о шизофрении и опухолях головного мозга, его вариант казался не таким уж плохим. Может, мне нужен медиум, а не психотерапевт. Да уж, отец только этого и ждет. А что до Анны… Она точно решит, что в меня вселился дьявол. И меня больше не пустят на порог дома.

– А ДРЛ? – спросила я.

– ДРЛ?

– Да, диссоциативное расстройство личности, – нетерпеливо протараторила я.

– Мне так не кажется. – Вард покачал головой.

– Кажется, не кажется, – пробормотала я, – мне от этого не легче.

– Ну, сама посуди, – он поднялся и достал из шкафа толстую книгу. Пролистав несколько страниц, принялся читать. – Основные критерии. У пациента существуют две или более различимые идентичности или личностных состояния, при этом каждое из них обладает относительно устойчивой моделью мировосприятия, собственным мировоззрением и отношением к окружающей действительности. По крайней мере две из этих идентичностей попеременно захватывают контроль над поведением пациента. – Он вопросительно посмотрел на меня. Я помотала головой. – Пациент не может вспомнить важную информацию о себе, – он продолжил читать, – забывает целые эпизоды из прошлого, иногда не может вспомнить, что делал только что. При деперсонализации… – Еще один взгляд на меня. – Знаешь, что это значит?

Я раздраженно вздохнула.

– Можете просто читать дальше?

– Ладно-ладно… – Очевидно, он потерял место, на котором остановился. Если бы у меня была такая же ручка, как у него, то я бы уже нервно щелкала. – Эм… А, вот. Здесь. При деперсонализации собственные действия воспринимаются как бы со стороны и сопровождаются ощущением невозможности управлять ими. Человек чувствует себя роботом, не испытывает эмоций при выполнении действий.

И снова этот взгляд.

– Пока ничего знакомого?

– Нет.

В общем-то, я и сама пришла к такому же выводу, когда читала об этом в интернете.

Зазвонил таймер.

Вард закрыл книгу, положил ее на стол, но не потянулся за своим ежедневником, как обычно. Он выключил таймер и сел на край стола, скрестив руки на груди.

– Кажется, все, что ты видишь, как-то связано между собой, – сказал он. – Я бы хотел вместе с тобой выяснить, являются ли эти сны и галлюцинации частями одной истории. Хотя я также считаю, что нам стоит поподробнее остановиться на некоторых событиях твоей жизни. Обсудить смерть твоей мамы. Расставание с бабушкой из-за переезда в Нидерланды. Анну и ее… сильные эмоции по поводу церкви. Пабло и что ты к нему чувствуешь или не чувствуешь. Но это серьезная работа, Одри. Придется тщательно исследовать свой внутренний мир, идти глубоко. Ты не боишься?

– Как будто там есть в чем копаться, – недовольно ответила я. – Все мои видения приходят сами, я не могу ими управлять.

– А вдруг можешь?

В дверь позвонили. Вард спустился со стола, взял ежедневник и подошел к домофону. Нажимая на кнопку, он сказал:

– У меня есть знакомая, психолог-гипнотерапевт. Почитай сегодня в интернете и напиши мне, видишь ли ты смысл в совместной сессии. В любом случае мы встречаемся в четверг, как обычно, но я добавлю еще час на случай, если ты согласишься.