– Только не облажайся в этот раз, Костя, – сказала Аня, толкая оператора в плечо. – Если камера снова вырубится, клянусь, ты у меня с ней и ляжешь.

– Всё норм, не гони, – буркнул он. – В этот раз всё чётко, батарея заряжена, память очищена. Сначала снимем подъём, потом панораму сверху… и, если повезёт, Настю.

Илья резко остановился.

– Настю? – голос у него дрогнул. – Это кто?

Костя оглянулся, будто удивившись, что кто-то не знает:

– Ну ты даёшь. Настя – это типа призрак. Местная страшилка. Говорят, она когда-то тут жила, потом сбросилась с колокольни. И с тех пор каждую ночь появляется – чтобы прыгнуть снова.

– И не просто так, – добавила Аня с какой-то зловещей ухмылкой. – Она выбирает, кто будет смотреть. Иногда – кто будет следующим.

Они подошли к колокольне. Она возвышалась, как истлевший страж в центре пустыря. Вокруг ничего – только голая земля и ржавые металлические столбы, торчащие из бетона. Башня казалась выше, чем была днём, и куда мрачнее. Пустые оконные проёмы смотрели в небо, как черепа с выбитыми глазницами. Её тень легла на землю, как пальцы мертвеца, тянущиеся вперёд.

Деревянные ступени внутри скрипели под ногами, будто жаловались на каждый шаг. Воздух стал ещё гуще. Пахло не просто плесенью – вонь была густой, как в подвале, где что-то давно умерло. Лёша держался за перила и чувствовал, как с каждым шагом колотится сердце. Где-то внутри головы жужжало напряжение, как будто кто-то сверлил череп изнутри. На стенах мелькали знаки – выцарапанные, стертые временем, но явно не случайные. То ли буквы, то ли символы. Рядом с ними – царапины, длинные, глубокие. Не похоже на звериные. Будто кто-то пытался выбраться.

На вершине их встретил резкий порыв ветра. Вся площадка чуть покачивалась под ногами. Над головами – чёрный колокол, ржавый, облупившийся, как раковина, извлечённая из морской бездны. Лёша подошёл к перилам. Внизу – тьма. Она казалась живой. Пульсировала, как густой дым, свернувшийся в яме. Он не мог отвести глаз. Казалось, если шагнуть – она примет. Без боли. Без страха.

– Смотри, – прошептала Аня. – Вон она.

Все замерли. На другом конце площадки, там, где не доставал свет фонарей, стояла фигура. Девочка. Белое платье, волосы, прилипшие к щекам. Она стояла к ним спиной. Не двигаясь. Не дыша. Казалась вырезанной из воздуха. Костя машинально поднял камеру – и в этот момент она повернулась.

Лицо её нельзя было назвать лицом. Это была маска – гладкая, чёрная, будто вылепленная из застывшей смолы. Ни черт, ни глаз. Только два провала, в которых, к ужасу Ильи, он увидел… себя. Кричащего. Искажённого. Расплавленного, как свеча, стекающая вниз.