— Просто скажите, что шутите, — наконец произношу я, пытаясь сделать так, чтобы мой голос звучал ровно. Но, несмотря на все мои попытки, сказанное мною звучит как-то истерично…

— Я предельно серьёзен, — вдруг обрывает меня мужчина таким тоном, что внутри у меня невольно пропадает всё веселье и стынет кровь. — Вы хоть понимаете, что я мог бы за подобное сослать на рудники или приговорить к иному наказанию? Вы покушались на второе лицо Империи, на побратима Императора!

Его лицо суровеет и этот момент мне становится страшно за свою жизнь, ведь я действительно влипла по самое горло, как и в первую нашу встречу.

Он вообще ничего не был обязан мне предлагать. Я ведь правда планировала убить члена Имперского совета.

— Что теперь со мной будет? — напугано спрашиваю я, понимая, что он вряд ли простит мне оскорбление его чувств.

— Так вы отказываетесь от моего предложения?

— Да. Ой, то есть нет! — быстро исправляюсь я. — Но зачем вам это? Зачем пускать убийцу в свой дом?

— Не думаю, что у вас были личные мотивы для того, чтобы перерезать мне горло. Тем более я считаю, что такая хрупкая девушка не может нанести мне вред в моём же собственном доме, — стучит герцог пальцами по столу. Без маски на лице и в лёгкой рубашке с закатанными по локоть рукавами, позволяющими рассмотреть его мускулы, он ещё больше привлекает своей нечеловеческой красотой. — Вы будете «дальней родственницей» моей бабушки, в которую я влюбился с первого взгляда. Очаруете всех присутствующих на балу — со всем этим я помогу. — О Ночь! Он даже не представляет, что всё прямо-таки наоборот! Это я, дурочка, влюбилась в него с первого взгляда ещё тогда, на аукционе! — Расскажу, как не вызвать подозрения Совета, и как вести себя со знатью. Если вам нужны деньги, то при хороших обстоятельствах и прекрасно исполненной роли я дам сумму, которая поможет потом исчезнуть с поля зрения светского круга и начать новую жизнь. Три месяца и свобода в ваших руках. Я забуду всё, что произошло сегодня ночью, и мы больше никогда не встретимся.

Я цепляюсь за эту возможность, а потом меня оказывает волна ужаса. Если там будет Совет, то и кардинал!

— Кажется, я не смогу вам помочь…

— Это ещё почему?

— Кардинал Эмилио знает меня лично.

И даже хуже: он прекрасно помнит о том, как я унижалась перед ним, прося вольную.

— Кардинал сейчас в отъезде и его не будет на грядущем мероприятии.

— Но ведь наш договор будет на три месяца! За эти три месяца он может вернуться, и он… он…

— Что «он»?

Стараюсь не встречаться с ним взглядом, потому что помню, что его глаза какие-то колдовские, и в них можно утонуть без возврата. И превратиться в мямлю, которая будет не в состоянии нормально с ним разъясниться.

— Если кардинал не получит от меня вестей в течение недели, он решит, что я сбежала. Он пошлёт по моему следу других членов Лезвий для того, чтобы они нашли мой труп. Как будто вы сами не в курсе того, как ведёт свои дела кардинал.

— К сожалению, немного знаю. Не переживайте — эту проблему мы тоже решим.

— Как?

— У меня тоже есть связи, и поверьте, — усмехается Киран Ердин, — они даже получше, чем у вашего драгоценного кардинала. Не плачьте, я не причиню вам вреда. — Мужчина вытаскивает из кармана висящего на стуле камзола белоснежный платок и протягивает его мне. Только после его слов я осознаю, что по моим щекам катятся слёзы. Ну вот, теперь я точно в его глазах нюня! — Я ещё не до конца стал таким чудовищем, каким меня рисует молва.

Беру из его руки платок и вытираю им лицо.

— Зачем я вам? Только скажите правду, — тот стержень, что появился за последние года во мне надламывается: и я вновь ощущаю себя перед ним напуганной шестнадцатилетней девчонкой.