И этой силой является смерть.

Ночной воздух треплет мои пряди волос последний раз, а потом Киран заносит меня в замок. Но мне уже всё равно, что случится дальше, потому что сознание отключается окончательно, даруя блаженное успокоение…

***

Холод. Он оплетает меня своими сетями, забираясь прямо под кожу. Лёд сковывает сердце и лёгкие, замедляя дыхание.

Запах полыни щекочет мои ноздри, а после что-то горькое вливается в мой рот. Тело не реагирует, отказываясь глотать. Эта гадость сама течёт внутрь меня, разливаясь по гортани. Туда, где делает последние толчки остывающее сердце.

Нарастает жар, который охватывает каждую мою частичку, словно пожар. Сознание отдаляется от происходящего, позволяя лишь наблюдать за тем, как моё тело борется со смертью.

Я не чувствую ничего. Совсем ничего.

Я никак не реагирую на борьбу организма, продолжая наблюдать.

Горю, горю, горю.

А потом вновь приходит забвение.

***

— Как ты думаешь, она скоро очнётся? — слышу я взволнованный голос, находясь между забытьём и бодрствованием.

— Джон, всему своё время. Это вообще чудо, что мы её вытащили с того света.

— Она кажется бледной.

— Разумеется. Она потеряла много крови.

Из-за их голосов гул в моей голове нарастает, принося боль. Я хочу повернуться и накрыться подушкой, чтобы не слышать их, но моё тело окоченело и не слушается меня.

— А может…

— Помолчи, Джон.

Я слышу шорох и пытаюсь разлепить глаза. Это оказывается не так-то просто.

Они слезятся, в горле першит, и из моего горла вырывается сдавленный хрип.

— Киран! — слышится возглас Джона, и я оказываюсь во власти запаха хвои, грозы и моря, который обволакивает меня мягким покрывалом.

Мне удаётся раскрыть глаза и мутным взором зацепиться за лицо Кирана, который склонился надо мной. Он меняет тряпку на моём лбу на мокрую, пока я пытаюсь прохрипеть:

— Воды…

Стакан, до краёв наполненный живительной влагой, тут же появляется возле моих губ. Рука мужчины приподнимает мою голову, и я жадно глотаю воду. Пью и пью, пока сосуд не пустеет, а после в меня вновь не вливают ещё одну настойку, от которой во рту разливается неприятная горечь.

Я закрываю глаза, откидываясь на подушки, заботливо подоткнутые под мою голову. Даже не пытаюсь разобрать перешёптывания Кирана и Джона, потому что моё тело вновь охватывает жар.

Настойка поднимает его волну настолько быстро, что я не успеваю подготовиться, и просто дышу через рот, как выброшенная на берег рыба. Кровь и огонь смешиваются, мои органы медленно закипают, и...

После этой пытки всё вдруг отступает, будто ничего и не было.

Минуту я просто лежу, а потом раскрываю глаза и удивлённо осматриваю своё тело, не замечая и следа раны на боку. На меня накатывает лавина воспоминаний, которая окончательно меня дезориентирует.

Что за тёмную магию они применили, чтобы так быстро меня излечить, и почему вообще вылечили?

Я вскидываю голову на герцога, что стоит возле письменного стола, в то время как Джон напряжённо сидит в кресле и наблюдает за моей реакцией. Точнее за тем, что я уже ничего не понимаю и, видимо, никогда уже не пойму.

Мужчины молчат. Как и я.

Пока тишина нарастает, повисая между нами тягучим киселём, я отмечаю, что меня, рязную от крови и с задранной рубашкой на месте, где была рана, ринесли в спальню герцога и уложили на его кровать.

На красивом лице герцога не отражается ничего, что могло бы подсказать мне, о чём он думает и какое решение принимает. Ещё минуту мы молчим, а после он отдаёт приказ:

— Джонатан, выйди из комнаты.

— Что? — взлетает непонимающе с кресла юноша. — Но почему?

— Джон, выйди. Без пререканий, — сурово чеканит Киран, безотрывно смотря на меня. Под его взглядом я невольно съеживаюсь. — И не вздумай подслушивать.