Мыслей в голове нет – одна лишь пустота.

Слабость и смирение.

Пусть делают, что хотят. Все равно я сейчас не живее куклы.

Кляп из моего рта исчезает, но это мало что решает – сил на крик больше не осталось. Потом меня практически волоком дотаскивают до какого-то сарая и бросают на сено. Зрение постепенно возвращается, и я мельком осматриваю окружающую меня местность: пару заброшенных сараев, лес, дорога – вот и все, что мне удается разглядеть.

Рядом со мной приземляется какой-то мальчишка, совсем тощий и рыжий. Рекиец. Редкий товар. По слухам, рабы не из Ладоргана ценятся значительно выше.

Нам швыряют бурдюк с водой, и мальчишка хватает его. Напившись, он внезапно подносит сосуд к моим потрескавшимся губам. Я с жадностью делаю глоток за глотком, захлебываясь водой. Бурдюк вдруг исчезает, зато мое сознание немного проясняется.

Нас снова поднимают на ноги и заталкивают в один из сараев, не давая опомниться. Внутри приятно пахнет сеном.

Кандалы сковывают пленников единой цепью, которую работорговцы вешают на высокий, доходящий до крыши железный столб. Затем они бросают несколько буханок хлеба и уходят, запирая нас на засов снаружи. Мы сразу же набрасываемся на еду, и мне достается довольно приличный кусок. Желудок урчит, радуясь пище, вот только я переживаю, как бы меня не стошнило. Поэтому я стараюсь есть осторожно, попутно размышляя над нашим положением. Возможен ли побег?

Через какое-то время я нахожу ответ на свой вопрос: невозможен. Столб даже не покачнуть, а каким-то другим образом снять цепь не получится. Зато у меня получается рассмотреть пленников, пока лучи солнца все еще пробиваются через щели в стенах сарая.

Кроме меня, работорговцы схватили еще семь человек разных возрастов. Я узнаю старуху, которая успокаивающе гладила меня по спине. Она улыбается мне, и я неуверенно киваю ей в ответ. Мальчишка-рекиец помогает ей сесть на сено. Рядом уже растянулась девушка с золотистой кожей, лохматыми волосами, но с чистым и красивым лицом. Я также замечаю мужчину средних лет, который держится от нас подальше. От него воняет мочой. Еще двое пленных – мальчик с девочкой чуть младше меня. Наверное, брат и сестра. У них обоих светлые волосы, которые сразу напоминают мне о Мелиссе.

Последний пленник – худой смуглый парень, коршуном смотрящий на меня, отчего становится не по себе.

Вскоре усталость дает о себе знать, и я проваливаюсь в беспокойный сон. Мне снится, как я снова несусь в лес в тот злосчастный день, а когда возвращаюсь, то меня обвиняют в поджоге, заковывают в цепи и ведут на пустырь, чтобы свершить правосудие. Я встречаюсь с хмурым взглядом Джона, замечаю в толпе Николь, которая смотрит на меня с укором. Я хочу крикнуть во весь голос, что не виновата, но в этот момент все исчезает. Появляется огонь, и я вижу, как Мелисса и Эрнест тянут ко мне свои горящие руки…

Я просыпаюсь с криком, который скорее похож на хрип.

Мне уже давно не снились кошмары, а теперь их, похоже, стало на один больше.

Из-за моего крика просыпаются некоторые пленники. Они непонимающе смотрят на меня сонными глазами.

– Простите, – виновато бормочу я и не узнаю собственного голоса. Он прозвучал так хрипло и чуждо, что я начинаю волноваться, не сменила ли я случайно свою внешность.

К сожалению, я практически не умею контролировать свой Дар. Единственное, что в моих силах – делать движения полностью бесшумными. А чтобы изменить внешность, мне хватало здорово испугаться.

В первый год жизни в приемной семье я часто после пробуждения бросалась к зеркалу, чтобы удостовериться в том, что внешность не поменялась. Позже я поняла, что вернуть свое лицо будет практически невозможно, и поэтому просто убрала воспоминания о своей истинной внешности в дальний уголок сознания и больше их не трогала.