Машина наша, «Ларгус», не завелась. Гремит, визжит, потом молчит. Надо воспринимать трудности как приятные задачки, которые необходимо решить. Что сейчас я могу предпринять такого-этакого? Сидят Вера, Ульяна и Фимочка позади. Какой день интересный! Толком и не начался еще, а уже столько случилось!

Сидя в машине, вызвала такси до Церкви. Оно подъехало так быстро, будто стояло за нашей аркой. При таксисте выходим из нашей машины и направляемся к нему.

– Здравствуйте, – начинаю я, – это вы на Церковном заказе?

Таксист, немолодой узбек или кореец, оглядел меня с ног до головы. Потом оглядел поочередно мою свиту малюсеньких фрейлин. Выключил мотор, свое радио и лениво ответил:

– Я с детьми не повезу. У меня кресел нет, – и продолжает стоять, не уезжает.

Понятно! Давлю на жалость:

– Ну подвезите. Две остановки всего. Просто куда мне с такими маленькими ножками? – Делаю движение рукой в сторону девочек.

Таксист молчит, но и не уезжает. Я поменяла тактику:

– Уважаемый! Мы что, в Америке уже живем?! – и демонстративно оглядываюсь по сторонам.

Не успела я вернуть голову в обычное положение, как услышала звук заводящегося мотора. Ничего не говоря, водитель включает скорость. «Он не тратит на разговоры со мной свое время, – подумала я. – Сейчас тронется с места – и до свидания! Это тебе, Ксения, духовная наука».

Улыбнулась и мысленно произнесла: «Благодарю Тебя, Господи, за все, благодарю. Люблю тебя, водитель, люблю». Взяла девочек за руки и собралась отойти от машины подальше. Но водитель высунулся в окно.

– Эй! Вы куда?! Запрыгивайте.

Девочки, до этой минуты стоявшие безучастно, разом повеселели и подошли к дверце. Сказано – сделано. Таксист, видимо, оказался патриотом.

Спокойно доехали до часовенки* в честь Сорока мучеников Севастийских. Спокойно вышли. Спокойно покрестились и направились к главному входу. Слышим за спиной голос мужчины:

– Подайте, ради Христа, на хлеб!

Откуда он взялся? Когда проходили, его там не было.

Девочки смотрят на меня и тянут ручки, хотят получить монетки и отдать просящему. Маленькие, а все понимают. Копошусь в сумке, достаю и даю по десять рублей каждой девочке. Сама, подумав, достала пятьдесят рублей. Ну, кто первый? Учу девочек:

– Подайте и скажите: «Ради Христа возьмите».

Просящий пожалел о том, что не имеет трех рук. Кому отдать предпочтение? У кого взять первой? Победила Фима, стоящая чуть позади сестер. Потом подаяние было взято у обеих оставшихся. Наступила моя очередь.

– Помяни моих родителей, Николая и Евфимию.

– И все? Че так мало? Надо всегда всех-всех называть, – учит он меня. – Кто там у тебя еще есть? – и крестится, собираясь молиться за следующих.

– Да у меня их много. Вы со сродниками помяните.

Но мужчина настаивает. Хорошо, воля твоя, я не тороплюсь.

– Протоиерея* Василия, протоиерея Евгения, протоиерея Николая, протоиерея Николая, протоиерея Валентина, протоиерея Стефания, протоиерея Алексия, протоиерея Димитрия, протоиерея Анатолия, иерея Аркадия, иеродиакона Илиодора, иеродиакона Иосифа, иеромонаха Иустина, иерея Сергия, иерея Игоря, Николая, Евфимии, Иоанна, Николая, Павла, Сергия, Иосифа, Иакова, Макария, Маврикия, Симеона, Серафимы, Неофита, Агапита, Иоакима, Анны, Григория, Евстратия, Елизаветы, Никифора, Виктора, их же веси судьбами, – и остановилась на полуслове, считая совершенно достаточным услышать ему с непривычки столько имен.

Вдохнула полной грудью, сделала шаг к входной двери. А девочки вовсе успели войти внутрь. Но мой молитвенник не унимается. Он крестится* сам и меня поучает:

– Опять?! Говорю тебе: всех давай. Не доходит до тебя, что ли? – Руки в бока у него.