Гадес внимательно следил за каждым ее вдохом, и Леда чувствовала, как по ее спине ползли неприятные мурашки, но руки синхронно двигались, сжимая и разжимая мелкий гладкий секатор.


– Тебе кто-то рассказывал? – голос Гадеса выдернул ее из параноидального панического бреда в голове, она подняла взгляд, щелкнув секатором – отрезанный кусочек стебля отщелкнул и, ударившись о плечо мужчины, упал на пол. «Пынь…»


– Что рассказывал? – Леда поджала губы, ее глаза были почти дикими от волнения, похожими на два стеклянных шарика марблс.


Взгляд Гадеса скользнул вниз, туда, где маленький кусочек стебля ударил его в плечо, затем снова поднялся к лицу девушки. Он мог видеть страх и замешательство, кружащиеся в ее широко раскрытых голубых глазах, плотно сжатую челюсть, которая выдавала ее нервозность. Это было выражение, которое он видел бесчисленное количество раз прежде на лицах недавно умерших, когда они пересекали реку Стикс, не совсем уверенные в том, что ждет их впереди.


– Как подрезать цветы, – Гадес изящно нагнулся, поднял обрезок и положил его на прилавок к остальным.


– А, о… Мне когда-то показала мама, – Леда вернулась к монотонной обрезке стеблей, пока Гадес ждал продолжения истории.


– Чудно, – так и не дождавшись, прогундосил он слегка разочарованно.


Леда закончила обрезать стебли лилий и выдохнула, отложив секатор. Она огляделась, но, не заметив раковину в павильоне, быстро смекнула, что она находилась в подсобке.


– Но! – уточнила Леда. – Мама не рассказала, сколько и какой температуры нужно налить воды в вазу.


– Тебе никто не говорил, не так ли? – тихо сказал Гадес, его голос прозвучал низким рокотом в тишине павильона, цветы словно мерно качнулись в напольных вазонах. Он сделал шаг ближе к прилавку, его высокая фигура нависла над маленькой фигуркой Леды. – Люди говорят, что со мной… трудно работать. Что у меня большие ожидания и еще более вспыльчивый характер.


Он протянул руку, забирая гладкий секатор из дрожащих пальцев Леды. Широко раскрыв глаза, она наблюдала, как он ловко обрезает стебли с привычной легкостью, поправляя ее работу. Тихие щелчки ножей был единственным звуком в магазине, если не считать нежного шелеста лепестков.


– Я вижу, что у тебя к этому талант, – продолжил Гадес, показывая ей аккуратно подрезанные стебли. – А талант заслуживает того, чтобы его лелеяли, даже если носитель немного… нервничает.


Он отложил секатор на стойку и скрестил руки на груди, его фиалковые глаза впились в глаза Леды.


– Теперь следующий шаг – подготовить сосуд для цветов. Мы хотим, чтобы цветы плотно прилегали к основанию, без воздушных карманов. Ты знаешь, как это сделать?


– Мгм… Нет, – Леда знала, что притворяться, юлить и врать было бессмысленно: складывалось впечатление, будто Гадес точно знал, где она могла приукрасить действительность.


Она неловко похлопала себя по бедрам, ее взгляд бегал по ровно обрезанным стеблям лилий, солнечные лучи проникали сквозь стеклянные двери, вокруг пахло свежими цветами.


– Но я готова учиться, – добавив в голос оптимизма, она подняла широко распахнутые глаза на Гадеса, словно вверяя себя и свои руки под его руководство полностью и добровольно.


Он не мог удержаться от легкой улыбки, тронувшей уголок его рта, пока он наблюдал, как Леда нервно ерзала, ее глаза метались по магазину, она выглядела, как олень в свете фар. Это было редкое зрелище – видеть кого-то, кто так искренне стремился учиться, был так готов отдать себя в руки того, кого он считал… смущающим.


– Славно, – сказал он тихим шепотом, когда потянулся за маленькой баночкой с чем-то, похожим на мелкий белый песок. – Первый шаг – создать подстилку для стеблей. Это поможет удержать их на месте и обеспечит немного дополнительного питания.